Русский XX век на кладбище под Парижем. Борис Носик

правила православных россиян, которые строго соблюдались в эмиграции. Умирающего исповедовал и причащал священник, над ним читали «молитвы на разлучение души и тела». Потом омывали мертвое тело под чтение псалмов и облачали в новую одежду. В напоминание о пеленах Иисуса во гробе тело покрывали саваном, в руки покойному вкладывали образ Спасителя, а на голову ему возлагали венчик (в знак надежды на милосердие Божие). Панихиду совершали дома, а отпевали покойника в храме, куда переносили его с зажженными свечами (в знак возвращения его к Вечному Свету). В церкви гроб ставили головой к двери, чтоб лицо усопшего было обращено к востоку («к востоку вечности»). Отпевали покойного после обедни, прощались с ним «последним целованием», читали «разрешительную молитву» и текст ее вкладывали в правую руку покойника. Потом погребальная процессия тянулась к кладбищу, где гроб с молитвою опускали в могилу. Священник крестовидно бросал землю на крышку гроба, лил на нее елей, сыпал пепел от кадила. Крест на могиле был символом спасения… Поминать усопшего принято было на третий день (когда душа вновь возносится к Богу) и на сороковой (когда душа получает определение Божьего суда). Молитва за упокой помогает умершему в загробной его судьбе. Кроме того, для поминовения усопших существуют у православных пять «родительских суббот» – перед Великим постом, во вторую, третью и четвертую субботы Великого поста и, наконец, в день Святой Троицы. Существуют, впрочем, и другие дни поминовения…

      Из всего этого следует, что хотя бы и по причине хрупкости их и дряхлости обитателям старческого дома в Сент-Женевьев-де-Буа необходимо было иметь свою церковь. За организацию этой домовой церкви принялись директор Дома генерал Вильчковский и один из призреваемых, контр-адмирал князь Н. С. Путятин. В помещении, примыкавшем к салону, украшенному портретами из старого русского посольства, они устроили церковь во имя святого Николая Мирликийского Чудотворца. По словам митрополита, это был «прекрасный храм в древнерусском стиле». Митрополит Евлогий назначил в эту церковь настоятелем одного из лучших своих священников – протоиерея Дмитрия Троицкого («умный священник, но с властным характером»). «Сначала все шло хорошо, – повествует демократ-митрополит (которого так любили эмигрантские писатели) со свойственной ему добродушной усмешкой, – за ектеньей возглашалось прошение «о благоверном всероссийском царственном доме и многострадальной родине нашей…», обитатели Русского дома благоволили к о. настоятелю, и он к ним, ценил тонкость их светских манер и изящество культурных навыков. А потом начались нелады. О. настоятель в тонкой культуре своих прихожан разочаровался…

      Я перевел о. Троицкого в Галлиполийскую церковь, а из Кламара сюда – протоиерея о. Калашникова, прекрасного доброго пастыря и культурного человека. В России он занимал высокий пост в Министерстве Финансов».

      Позднее, поскольку местные власти не разрешили строить церковь на самом кладбище, был прикуплен у ограды небольшой участок земли и на нем летом 1938 года началось