Время точить когти. Олег Фомин

пытается спрятать глаза, промокший насквозь платок вновь скользит по лбу. Взгляд стреляет в Андрея испуганно-азартным блеском. Колб молниеносно достает смартфон, пальцы колдуют над кнопками, кидает Андрею.

      Ролик идет девяносто секунд. Андрею кажется, это не секунды, а градусы, на которые переворачивается мир…

      На фоне матерков оператора Андрей пробивает грудь копа насквозь рукой.

      Как отряхивает руку от густой бордовой жижи, нереальными для человека прыжками перепрыгивает с машины на машину, Андрей досматривает сквозь темный туман, все шатается.

      Роняет взгляд на правую руку. Кожа, футболка в черных угловатых островках сухой крови.

      Из темноты всплывает лицо Колба, перепуганное и раззадоренное, будто прошел в финальный раунд русской рулетки на миллион долларов.

      – Ты говорил о девушке, – звенит голос.

      – Это не мог быть я, – беспомощно шепчет Андрей. – Это все она!

      – Рассказывай. – Колб тверд, жажда разобраться вытесняет остальное. – У меня есть опыт общения с глюками, считай меня психоаналитиком, уж чего-чего, а выговориться тебе надо как проблеваться после отравы.

      Резкий рывок за руку, тело пронзает дикая боль, Андрей обнаруживает себя сидящим, в руке стакан воды. Чуть не проглатывает вместе со стаканом, сквозь тело и разум прохлада как молния.

      Исповедь ничуть не хуже, прохладный разряд течет медленно, обволакивает каждую клетку, монолог размывает границы времени.

      – Чудо, что жив, – Колб мрачен, в глазах сверкает зависть. – Такие перегрузки для неподготовленного тела.

      – Что думаешь обо всем этом? – с надеждой спрашивает Андрей.

      – У тебя в мозгу что-то перемкнуло, не знал, что ты так привязан к Маше. – Колб откидывается на спинку кресла. – Мозг включил форс-мажорный режим, заставил тело совершать невозможное. Но это чревато. У непривыкшего даже после нескольких отжиманий пару дней ноют руки. А представь состояние мышц, когда их заставляют выполнять то, что не под силу олимпийским чемпионам. Чтобы ты не умер от боли, мозг пустил пыль в глаза, а заодно и в нос, уши, все остальное, сотворил из воображения некую девушку, которая якобы все сделала сама, а ты лишь наблюдал без ущерба для здоровья.

      Андрей силится что-то выговорить, слова сшибаются как мобы в «Доте», одинаковые, угловатые, годные лишь давить друг друга.

      – Ты серьезно? – кое-как выживает парочка мобов.

      Колб добивает:

      – Если есть версия серьезнее, весь внимание.

      Андрей смотрит в одну точку, чувствует себя прозревшим хомяком в колесе: сколько ни беги, дорога не выведет из клетки, это всего лишь колесо.

      – Хочешь сказать, у меня едет крыша?

      – Ты все равно бы догадался.

      – Что я шизик?

      – Что девушка нереальна. А насчет безумия, не скажу, что это однозначно плохо. Я бы отдал все свои рекорды, чтобы поменяться с тобой местами. Безумием это кажется обывателю, ну и тебе, ты еще не привык. Безумие – хаос, что не поддается законам, мотивам, подсчетам. А у тебя понятный, исправный механизм. Как только нервы зашкаливают, мозг выключает, точнее, отвлекает тебя на какой-то мираж, тем временем врубает