Легенда об Уленшпигеле. Шарль де Костер

какой заклад?

      – Я ставлю сорок кружек пива, – отвечал Уленшпигель, – а если я выиграю, вы платите три патара.

      – Идёт, – ответили они.

      И каждый дал ему по башмаку. Уленшпигель сложил их все в передник, влез на канат и, хоть с трудом, плясал на нём с этой ношей.

      Молодёжь кричала снизу:

      – Ты говорил, что башмаки будут плясать, а ты их держишь. Обуйся в них или заплати проигрыш!

      – Да я и не говорил, что надену их, – отвечал Уленшпигель, – а только, что буду плясать с ними… Вот я и пляшу, и они пляшут со мною в моём переднике. Что уставились, точно лягушки? Платите-ка мои три патара.

      Они кричали, требуя, чтобы он им отдал их башмаки.

      Он стал бросать один башмак за другим в толпу: все бросились разбирать их, произошла свалка, никто не мог добраться в куче до своего башмака.

      Уленшпигель слез с дерева и полил драчунов – только не чистой водой…

      XXV

      Инфанту было пятнадцать лет; бесцельно, как всегда, слонялся он по переходам, лестницам и залам замка. Чаще всего его видели у дамских покоев, где он затевал ссоры с пажами. Ибо пажи тоже были всегда там, точно коты на ловле. Некоторые оставались во дворе и, подняв носы кверху, пели нежные песни.

      Услышав пение, инфант вдруг показывался в окне, и бедные пажи пугались, увидев эту бледную образину вместо чудных очей своих милых.

      Среди придворных дам была одна прелестная фламандка из Дюдзееле, подле Дамме, пышная, точно зрелый плод, и восхитительно красивая: с зелёными глазами, с вьющимися золотистыми волосами. Весёлая и пламенно-страстная, она ни от кого не скрывала своей склонности к тому счастливцу из кавалеров, которому предоставила сладостное право наслаждаться её божественной благосклонностью. Она избрала в то время одного знатного красавца. Ежедневно в определённое время она встречалась с ним, и об этом узнал Филипп.

      Поэтому он сел на скамье у окна и подстерёг её; с сверкающими глазами и полуоткрытым ртом, шурша своим золотым парчёвым платьем, прелестная и соблазнительная, она мелькнула мимо него по пути с купанья. Не подымаясь со скамейки, инфант остановил её:

      – Сеньора, свободны ли вы на минутку?

      Она дрожала от непреодолимого нетерпения, как кобылица, задержанная в своём беге к красавцу-жеребцу, ржущему на лугу, но ответила:

      – Здесь в замке всякая женщина подчиняется воле вашего высочества.

      – Сядьте подле меня, – сказал он.

      Он посмотрел на неё хитрым, острым, похотливым взглядом и продолжал:

      – Прочтите мне «Отче наш» по-фламандски. Я знал когда-то, но забыл.

      Бедняжка читала ему «Отче наш», а он всё просил её читать, как можно медленнее.

      И так она прочитала ему молитву десять раз подряд, всё думая о часе иных молитв, который казался ей столь близким.

      Затем он стал осыпать похвалами её прекрасные волосы, роскошный цвет её лица, её ясные глаза; только о её полных плечах, её высокой груди и иных прелестях он не посмел сказать ничего.

      Она уж думала, что может итти, и посматривала