Как поплывет ковчег мой... Испанец

Дербенте. До революции семья занималась рыбным промыслом, земледелием, скотоводством, виноделием и мануфактурой, но после была раскулачена и вынуждена оставить родные места. Примерно тогда же, чтобы обезопасить семью, решено было изменить нашу фамилию. Не знаю, каким чудом деду удалось купить маленький участок в центре столицы, но он его купил и построил там дом. Затем началась война.

      Деда сначала репрессировали, как и многих, но затем освободили, он ушел в ополчение и пропал без вести в 41-м, в боях под Москвой. Отец, которому в тот момент уже восемнадцать, отправился на войну в 42-м и вернулся лишь в 47-м, через целых пять лет, в звании старшины. У него было много орденов и медалей, но он не любил о них рассказывать. Лишь однажды я услышал, как половина его роты полегла в бою где-то в горах, а он и еще несколько человек – выжили. После войны у отца не было ни копейки, зато было то самое внутреннее благородство, которое не покупается ни за какие деньги, а дается лишь верой и воспитанием. Думаю, что именно потому моя мама и вышла за него замуж. Всю жизнь были они друг к другу добры, от них исходила какая-то неугасающая теплая сила, наполнявшая заодно и всех нас.

      Я родился восьмым ребенком в семье и помню родителей, когда им было уже за сорок. Мама была хороша необыкновенно, особенно глаза – восточные, миндалевидной формы, слегка раскосые. Она всегда носила длинные волосы, собирала их в пучок, прикрывала платком. Сарафаны и платья скрывали фигуру, но и без того было ясно, что, несмотря на девятерых детей, она по-прежнему стройна и прекрасна. Она не пользовалась косметикой, не курила сигарет и практически не притрагивалась к вину – лишь на чьей-то свадьбе или на еврейском празднике могла выпить бокал сухого красного.

      Отец, насколько я его помню, был среднего роста, подтянут, с крепкой фигурой боксера. Ухоженные усы, ярко натертые хромовые сапоги, длинное шерстяное пальто в талию, элегантный шарф, кепка с широкими полями – модель, которой он ни разу не изменил до самой своей смерти. Одним словом, отец был настоящий кавказский мужчина, со всем своим еврейским воспитанием и житейской кавказской мудростью. Он вечно что-то делал по дому своими ловкими мускулистыми руками. Не помню, чтобы хоть раз к нам пришел какой-нибудь слесарь или электрик – отец все чинил сам и меня приучал к тому же. Он был строг, но одновременно добр. Приносил нам подарки и лакомства. Играл в шахматы, любил читать и проводил много время за книгами и газетами. Интересовался политикой и, как и многие в те времена, с большим уважением относился к Сталину, портрет которого долго висел у нас на стене в гостиной.

      После войны он хотел учиться, поступать в инженерный институт. Однако после рождения первых детей про учебу пришлось забыть. Автомобильно-ремонтный завод, на который он пришел в те далекие годы, так и остался его местом работы на всю жизнь. Конечно, как и у многих мужчин, у отца были свои тайные страсти, которые категорически не нравились моей матери. Одна из них – скачки. Поэтому в день зарплаты она, прихватив с собой кого-нибудь