Как поплывет ковчег мой... Испанец

но при этом каким-то чудом оставался послушным ребенком, отца и мать любил и ценил бесконечно. Отца, впрочем, видел значительно реже. От матери же доставалось нам всем по полной программе – она хоть и была доброй женщиной, но запросто могла отхлестать любого из нас мокрым полотенцем. Помню, как мама звала меня с улицы на обед или ужин. Ее первый, еще спокойный, окрик я слышал не всегда, зато второй, в котором появлялись уже металлические нотки, заставлял меня мчаться домой со всех ног.

      Родители мои были людьми верующими – даже в те безбожные времена. Они строго соблюдали все посты и отмечали все религиозные праздники. И нас приучали жить так же. Раскрывали нам смысл любви, доброты, уважения, скромности и милосердия, учили дисциплине и труду, закаляли характер. Они никогда не спорили при нас, наоборот – были всегда вместе и всегда заодно, не жалуясь и никого не осуждая. Прокормить нас было нелегко, да и прилавки в магазинах стояли почти пустыми, и иногда отец покупал докторскую колбасу, чтобы была хоть какая-нибудь еда. Мы всегда предлагали кусочек и маме, но она почему-то отказывалась. Тогда мы думали, что она делает это для того, чтобы нам досталось больше. Сейчас я понимаю, что еще важнее для нее было есть только дозволенную Богом пищу.

      Мы все много читали, играли в шахматы, нарды, занимались спортом, музыкой и ходили во всевозможные кружки. Но при этом у всех были свои обязанности по хозяйству. Сестры помогали на кухне и мыли комнаты, я был ответственным за вынос мусорного ведра, и все мы, по очереди и вместе, выбивали во дворе пыль из ковров, одеял и подушек.

      Как бы ни относился я к школе, но учиться прилежно было обязательным – чтобы потом получить полезную профессию. Мама проверяла у меня уроки каждый вечер, а отец, в ответ на мои постоянные опоздания, говорил: день гуляет, два больной, а на третий выходной, на четвертый он устал, а на пятый – опоздал. То есть, объяснял он, как бы ты ни хитрил и не оправдывался, судить о тебе все равно будут по твоим поступкам, а не по словам. Что ж, благодаря отцу, я усвоил и эту истину, а заодно научился воспринимать критику в свой адрес.

      В те годы я был таким вруном и притворщиком, что теперь при мысли об этом на душе становится довольно скверно. Тогда же я вовсе не задумывался о своем будущем, просто жил, как мне хотелось, время от времени расстраивая своими поступками всю семью. Ни тогда, ни в дальнейшем школьные оценки меня особо не волновали, так что, пока все остальные зубрили правила, я витал в облаках. То есть, я был таким твердым троечником – впрочем, весьма мечтательным, со своими нравом и собственными мыслями в ветреной голове.

      Все мои братья и сестры, в конце концов, выучились, получили хорошее образование и овладели даже не одной, а несколькими профессиями. Одни мои старшие сестры стали дантистами, другие – технологами, братья – инженерами и, опять же, технологами, а брат Коля занимался наукой и некоторое время работал в Исследовательском институте.

      Когда, после эпизода с прессой, нам дали новую квартиру, семья