«Уцелевший» и другие повести. Дмитрий Афонин

сказал что-то дежурное и попрощался. Саша пошла по росе обратно.

      Серафим посмотрел на часы и понял, что электричку они с Сашей скорее всего все-таки проспали. Чтобы лишний раз в этом убедиться, он перешел железнодорожное полотно и двинулся к домику станционного смотрителя. Этот домик, скрытый за зелеными раскидистыми деревьями, был именно каким-то железнодорожным. Вообще, сам пейзаж был каким-то загадочно-устрашающе-пелевинским50.

      На его крики из дома вышла древняя беззубая старуха, которая подтвердила, что электричку Серафим действительно пропустил, и посоветовала ему идти три километра до железнодорожной развязки, откуда было легче попасть в уездный центр.

      Серафим пошагал по шпалам. Начался сильный дождь. Укрыться ему было нечем, и он, почти сразу же промокнув до нитки, хлюпая кедами, развлекал себя тем, что громко пел песню «Дополнительный 38-й»51. Потому что, во-первых, его все равно никто не услышал бы, во-вторых, эта песня очень подходила к тому положению, в которое он попал, а в-третьих, он был счастлив, как щенок. А еще по дороге он придумал стих, чего с ним давно уже не случалось.

      Тянулась струйкой –

      БА-А-АХ!!! – из брандспойта

      Безумная жизни

      Синусоида.

      На данной площади,

      Слой за слоем,

      Отрываю жизни пласты,

      Как Трою.

      VIII

      Не смотри, что моя речь невнятна,

      И я неаутентично одет –

      Я пришел, чтобы сделать приятно,

      И еще соблюсти свой обет.

      «Из Калинина в Тверь»

      Десять стрел на десяти ветрах,

      Лук, сплетенный из ветвей и трав;

      Он придет издалека,

      Меч дождя в его руках.

      «Десять стрел»

      С.Я. подвергается статистическим отчетам

      Вот бы раньше кто сказал, что тебя поездная романтика перестанет вставлять, а, С.Я.? Да-а, отвечает лениво-бессонный С.Я. Бабы престарелые угомонились вконец, б…дь в шортах так и не возвратилась, а ее отец с матерью уже спят давно: сами, наверно, были такими же, поэтому и спят спокойно; проводник(ца) как молчал(а), так и молчит (в жопе торчит), невидимое…

      Лишь ночь наступила… Как бы С.Я. ни корчил из себя повзрослевшего, что, мол, романтика поездов уже не пробивается через его корку заскорузлую циничную, а туг-дук–тук-тук, туг-дук–тук-тук и черно-гудронный, металлический запах все же не дадут никогда никому покоя будоражат С.Я. Но, верно, С.Я. стал старее, когда сквозь чужие, тайные и загадочные ночные станции, пролетающие во тьме, думает уже о насущном; когда каждая его мысль подчинена движению к головной цели. Ведь С.Я. прозаик («Да про каких, на х…, заек?!» (с)). Он везет в Москву неоконченную повесть, которую под влиянием столичного стресса собирается быстро дописать. И колобродят С.Я., болтающего ногами со второго яруса, графоманские мысли: о том, как он всех порвет, и о том, что он-то, на самом деле, латентный (даже по отношению к себе) гений. С.Я., по понятным причинам, поверил статистической мысли о том, что настоящие гении не рождаются в мегаполисах,

50

Виктор Пелевин (род. в 1962, по нек. источникам в 1967 г.) – современный писатель, многие произведения которого созданы в таком жанре русского постмодернизма, как соцарт. Активно употребляет пейзажи, характерные для заката советской эпохи, в мистическом контексте. (Прим. ред.)

51

Песня рок-группы «Чиж&Co», которая начинается так: «Дополнительный 38-й начал ходить с середины апреля. / Дополнительный 38-й начал ходить с середины, но я не дождался – / Я не мог больше ждать. / Я отправился в путь, я отправился сам по шпалам и рельсам. / Моя сумка, набитая хлебом, била меня по ногам. / Холщовая сумка, набитая хлебом, била меня по ногам, / А я шел и смеялся – смеялся я о том и о сем. / А потом ударил ливень, я промок до нитки, / Но я сбросил ботинки и остаток пути – босиком». (Прим. ред.)