«Уцелевший» и другие повести. Дмитрий Афонин

раз поцеловались.

      Серафим и Саша возились на тесном диване рядом с Сарычем так забавно и неуклюже, что Серафиму самому вдруг стало очень смешно, и он сказал Саше:

      – Мы с тобой, как пьяные кутёнки!

      Серафим, конечно, знал, что правильно произносится не «кутёнки», а «кутята», но ему почему-то захотелось сказать так. Паша Сарычев, которому они не давали заснуть, что-то хрипло сказал по этому поводу матом (как потом оказалось, Паша вообще был очень добрый парень, милый и очень умный и остроумный, но немного закомплексованный, поэтому он часто скрывал смущение посредством своего виртуозного владения матерной лексикой вперемежку с обильным цитированием на чистейшем английском – от Шекспира до «Бойцовского клуба48»), после чего они еще немного поспорили, кто это – кутенки: щенята или котята. Серафим настаивал, что щенята, а Саша – что котята. Потом они полезли на второй этаж, на чердак, где, по слухам, был свободный диван.

      VI

      Я опять должен петь, но мне нужно видеть ее –

      Я, наверно, схожу с ума.

      «Сегодня ночью»

      Ночью так много правил, но скоро рассвет;

      Сплетенье ветвей – крылья, хранящие нас.

      Мы продолжаем петь, не заметив, что нас уже нет.

      Держи меня, будь со мной,

      Храни меня, пока не начался джаз…

      Веди меня туда, где начнется джаз.

      «Пока не начался джаз»

      С.Я., вроде бы, стонет

      В полудреме С.Я. начинает ворочаться: неспокойно ему становится. Едкие, зовущие сказочные картины его плывут у него перед глазами. Чу! – почудилось, что он будто бы даже застонал.

      Стыдно, неспокойно становится ему от этих картин. Такая красотища была, такая силища, а он все прое…л. Она потом уже, после разрыва, произнесла ему из телефонного динамика (голос ее в полусне слышится ему оглушающе громкий и гулкий, как из колодца):

      – Что, С.Я., проворонил ты меня?

      С.Я., вроде бы, опять застонал… Нет, показалось.

      Серафим становится мужчиной

      Серафим уже не помнит, как оказался на диване. Только лился сверху через пыльное окно лунный свет, создавая на чердаке одинаково новую навсегда романтику. Серафим и Саша сидели друг перед другом на коленях и целовались. Иногда нежно, а иногда страстно. Саша развязала пояс на синем халате, который дал ей Тёма, и Серафим пробрался под него руками. Он гладил ее нежно, и ее тело было очень нежным. Нежная грудь, нежная чистая кожа. Серафим немного удивился тому, что Саша оказалась немного полноватой, а он любил стройных. Нет, на самом деле у нее просто не было худобы там, где она иногда бывает.

      Серафим аккуратно положил Сашу на спину и распахнул халат. Под лунным светом он немного поглядел на ее чернеющий аккуратный холмик.

      – Знаешь, Фим, а ведь я лесбиянка, и у меня уже кто-то есть… А, ладно! – сказала Саша.

      Серафим сначала подумал, что ослышался, а Саша рассказала ему о своей подруге Кате, с которой у нее была любовь.

      В их самой прогрессивной и модной в городе

48

Культовый в молодежной среде художественный фильм по одноименному роману Чака Паланика.