Тайга мятежников любит. Евгений Сухов

день, суббота – кремация.

      – Не могу избавиться от ощущения, что меня не слушают, – задумчиво изрек профессор.

      – А вы пулемет на стол поставьте, – встрепенулся троечник Бергман.

      Аудитория вяло похихикала. Профессор тоже улыбнулся.

      – Я подумаю, Бергман. Итак, северные леса. Жители применяют подсечно-огневой метод, давно забытый на юге и западе… Госпожа Микош, отложите, пожалуйста, зеркальце и напомните нам, что такое подсечно-огневой метод.

      Алла Микош, нашедшая себе занятие, уронила «рыльный» аксессуар (как остроумно окрестил его Генка), изобразила страдание – дескать, будьте снисходительны, профессор, не все же такие умные, как вы.

      – Понятно, – ухмыльнулся лектор, – городские дети. Овощи произрастают на прилавках, за рекой мычат бифштексы по-английски. Послушаем, что скажет Бергман – соседу он уже проиграл, заняться нечем…

      Здоровяк Бергман обиженно пророкотал:

      – Помилуйте, профессор, это вовсе не карты… – ухватил подсказку и забормотал: – Ну, это устаревший экстенсивный метод, профессор… Задолго до посева деревья на участке подсекают. Весной, когда сухо, жгут, потом обрабатывают и засевают… Как-то так.

      – Ну, примерно, – допустил профессор. – У вашего батюшки плантация, конечно, на высшем агротехническом уровне, но и предысторию забывать не стоит. Только одна ошибка – карымы в Забайкалье применяют этот метод и сейчас, отбиваясь от егерей. Итак, участок засеян, осенью даст урожай… Мамаевский, вы чего там возитесь?

      Вечный двоечник Мамай гладил по коленке Леонору Сорокину. На последней вечеринке Леонора проиграла Мамаевскому в «американку» – а пари заключали на «все, что хочешь». А что еще можно хотеть от первой красавицы потока? Сорокина отодвинулась. Мамай покраснел. Студенты, особенно те, кто были в курсе, гаденько захихикали.

      – Это еще ничего фамилия… – прошептал с верхотуры Генка, склоняясь к Семигину с Максимом, – у меня соседом в Петропавловске был капрал по фамилии Пузо – худой, как лопата. Так он впадал в бешенство, когда при нем называли его фамилию…

      – Это ерунда, – возбудился Семигин. – Я недавно читал мемуары одного лейб-гаденыша… Имелась в Ростовской губернии купчиха Евлампия Семижопова. Понятно, что замучила ее такая жизнь: написала прошение Николаю – дескать, избавь, государь, сил нет терпеть, не жизнь, а каторга, только ты вправе дать добро на перемену фамилии… А вправе действительно был только царь – такая вот бюрократия. Прошла Семижопова все инстанции – волостные, уездные, губернские – протолкнула прошение. Уйму сил и средств извела. Добралось прошение до царя, просмотрел Николашка послание, подумал и поставил царственную резолюцию: «Хватит и пяти…»

      Была короткая пауза, после чего Чеснокова испытала нечто вроде эйфории. Генка, не сдержавшись, гоготнул, Максим преодолел икоту. Только профессор не разделял этого праздника жизни. Физиономия лектора