Стихотворения. Сергей Гандлевский

утра на кухню в бигуди

      Выходит тетя Женя и Владимир

      Иванович с русалкой на груди.

      Почесывая рыжие подмышки,

      Вития замороченной жене

      Отцеживает свысока излишки

      Премудрости газетной. В стороне

      Спросонья чистит мелкую картошку

      Океанолог Эрик Ажажа —

      Он только из Борнео.

      Понемножку

      Многоголосый гомон этажа

      Восходит к поднебесью, чтобы через

      Лет двадцать разродиться наконец,

      Заполонить мне музыкою череп

      И сердце озадачить.

      Мой отец,

      Железом завалив полкоридора,

      Мне чинит двухколесный в том углу,

      Где тримушки рассеянного Тера

      Шуршали всю ангину. На полу —

      Ключи, колеса, гайки. Это было,

      Поэтому мне мило даже мыло

      С налипшим волосом…

      У нас всего

      В избытке: фальши, сплетен, древесины,

      Разлуки, канцтоваров. Много хуже

      Со счастьем, вроде проще апельсина,

      Ан нет его. Есть мненье, что его

      Нет вообще, ах, вот оно в чем дело!..

      Давай живи, смотри не умирай.

      Распахнут настежь том прекрасной прозы,

      Вовеки не написанной тобой.

      Толпою придорожные березы

      Бегут и опрокинутой толпой

      Стремглав уходят в зеркало вагона.

      С утра в ушах стоит галдеж ворон.

      С локомотивом мокрая ворона

      Тягается, и головной вагон

      Теряется в неведомых пределах.

      Дожить до оглавления, до белых

      Мух осени.

      В начале букваря

      Отец бежит вдоль изгороди сада

      Вслед за велосипедом, чтобы чадо

      Не сверзилось на гравий пустыря.

      Сдается мне, я старюсь. Попугаев

      И без меня хватает. Стыдно мне

      Мусолить малолетство, пусть Катаев,

      Засахаренный в старческой слюне,

      Сюсюкает. Дались мне эти черти

      С ободранных обоев или слизни

      На дачном частоколе, но гудит

      Там, за спиной, такая пропасть смерти,

      Которая посередине жизни

      Уже в глаза внимательно глядит.

      1981

      * * *

      В начале декабря, когда природе снится

      Осенний ледоход, кунсткамера зимы,

      Мне в голову пришло немного полечиться

      В больнице № 3, что около тюрьмы.

      Больные всех сортов – нас было девяносто, —

      Канканом вещих снов изрядно смущены,

      Бродили парами в пижамах не по росту

      Овальным двориком Матросской Тишины.

      И день-деньской этаж толкался, точно рынок.

      Подъем, прогулка, сон, мытье полов, отбой.

      Я помню тихий холл, аквариум без рыбок —

      Сор памяти моей не вымести метлой.

      Больничный ветеран учил меня, невежду,

      Железкой отворять запоры изнутри.

      С тех пор я уходил в бега, добыв одежду,

      Но возвращался спать в больницу № 3.

      Вот повод для стихов с туманной подоплекой.

      О жизни взаперти, шлифующей ключи

      От собственной тюрьмы. О жизни, одинокой

      Вне