Мушкетёры Тихого Дона. Владимир Алексеевич Ерашов

сторожившего коня татарина я потихоньку заболтала да и отвела в сторону его узкие глазоньки и вот…

      – Ну, что вот?

      – Да вот, – с нескрываемым кокетством Меланья жеманно отвернулась и стала что-то расстёгивать в сарафане у горла. Справившись с застёжками и не давая себе труда застегнуть их обратно, боярыня что-то сняла с груди и резко обернулась к Ришельскому, разметав по плечам белокурые локоны. При этом её глаза сверкали неприкрытым торжеством.

      – Вот… – торжественным голосом повторила она и раскрыла сжатую ладонь.

      На ладони женской сверкали, переливаясь всеми цветами радуги, два драгоценных яхонта, срезанные с чикилики Анны Вастрицкой!

      Насладившись минутой своего триумфа, боярыня Меланья положила яхонты перед Ришельским-Гнидовичем, после чего как ни в чем не бывало продолжила.

      – А сёдни поутру, проходя в княжеский терем, как будто бы с важным донесением на ваше ясновельможное имя, узрела я, аки княгиня, уединившись в садовой беседке, чтой-то собственноручно писала… Уж не полюбовную ли цидульку для хана? Женское сердце – загадка, всё может быть… и мыслю я так, что сие послание ЕЩЁ не отправлено…

      Гнев князя-воеводы

      – Анка-а-а, подь сюды! – раненым медведем взревел князь-воевода, после того как за посетившим его с утренним визитом Ришельским-Гнидовичем захлопнулась дверь…

      – Немедля сыскать и привесть, – грозно бросил князь стоящим навытяжку и ждущим его распоряжений холопам. – Чтобы зараз предо мной была… – только успел произнести воевода, как, сбивая друг друга и яростно толкаясь локтями в дверном проёме, дворовая челядь ретиво бросилась выполнять княжеское распоряжение.

      Надо сказать, что уже третий день после приезда с богомолья своей благочестивой супруги, князь-воевода находился в пресквернейшем состоянии духа. И многоопытный Ришельский был совершенно прав, уверенно предположив, что в отношении интриги с Бехингер-ханом, самого главного управителя воеводства можно было смело сбрасывать со счетов, поскольку в отсутствие жены, ему было явно не до того…

      …Проводив княгиню Анну на богомолье и оставшись один, князь Ферапонт-свет Пафнутьевич пустился, как и оно следовало ожидать, в очередной продолжительный загул. На неизвестно какой день затянувшегося пира, будучи уже длительно и весьма основательно упившись, князюшко по укоренившейся аристократической привычке начал слегка чудить.

      Очнувшись за столом в кресле после короткого и тяжелого забытия, уже которые сутки заменявшего ему нормальный сон, князь Людовецкий неожиданно потребовал принести в трапезную всё, какое только в тереме сыщется, оружие огненного боя и перед тем его обязательно зарядить. Когда же его приказ, расторопными холопами был в точности исполнен, и рядом с княжеским креслом образовалась внушительная груда всевозможного стрелкового оружия, Ферапонт Пафнутьевич выбрал из него аглицкий мушкет и вскочил с ним на стол.

      Там он, картинно опершись на ствол мушкета, вдруг взял да и громогласно объявил, что, дескать, он