Интернатская баллада. Стихи и рассказы. Борис Штейн

силу послевоенной привычки внимательно относиться ко всему, связанному с пищей. Все это, конечно, было второстепенным в тот вечер, а главным было то, что вот я сижу в ресторане с Катей и могу смотреть на нее во все глаза.

      Столик наш стоял у самой эстрады, оркестр играл громко, заглушая наши голоса, поэтому мы ели и помалкивали. Кругом танцевали.

      Я представил себе, что вот сейчас Катя будет танцевать со мной, и испытал то чувство, ради которого стоило продавать велосипед. Я испытал предвкушение счастья. И я поднялся со стула.

      Катя была невероятно красива.

      Она была так красива, что мне стало страшно. Дело в том, что я-то привык видеть Катьку в спортивной или полуспортивной одежде, от нее всегда приятно пахло бензином, и она вечно спешила. А сейчас предо мной сидела неторопливая взрослая девушка в довольно-таки открытом платье, и руки у нее были нежные и с маникюром. Когда Катька успела отрастить ногти для маникюра, было совершенно непонятно. Я не мог выдавить из себя приглашение, потому что всякие там «разрешите» и «пойдем потанцуем» выглядели облезлыми и нищими словами рядом с такой великолепной Катей. Тогда неожиданно для самого себя я сказал:

      – Можно вас на минуточку?

      – Куда? – спросила Катя.

      И я, наглея от смущения, махнул рукой и сказал:

      – Так… танцы-манцы…

      А Катя – ничего, рассмеялась очень даже по-свойски, и мы пошли танцевать. Играли вальс. Танцором я был плохим, но старательным. Я так старался, что даже наступил сам себе на ногу, но Катиных туфелек не потревожил ни разу. А у Кати все получалось чрезвычайно ловко и красиво.

      Когда заиграли танго, я сказал:

      – Катенька.

      Катя в ответ покачала головой, давая понять, что мне не следует говорить свои ласковые слова. Тогда я понял, что Катя не со мной. Это было очень неприятное открытие, и редко его делают такие необстрелянные птенцы, каким был тогда я. Но, видимо, чувства мои были обострены в ту минуту, и я интуитивно понял, что Катя не со мной. То есть она танцевала, конечно, со мной, но не для меня. И я подумал, что лучше бы она танцевала с кем-нибудь другим, но для меня. Однако было то, что было. Мне стало грустно, но вида я не подавал, я продолжал танцевать и ужинать и все равно любовался Катей.

      ЖЕНЬКА, Я И КУСИКЬЯНЦ

      Я был сильнее Женьки, но Женька дрался отчаянно. Он лез, что называется, на рожон, а я отходил и уклонялся, уклонялся и отходил, отвечая иногда короткими сериями. Он уже раскрывался пару раз, и мне ничего не стоило провести мой излюбленный прямой левый в голову. Подбородок Женька все-таки прикрывал, а вот правая скула так и просилась на перчатку.

      – Бей! – кричали мне курсанты нашей роты, – бей, чего же ты!

      Но я не бил.

      Я жалел Женькину скулу, потому что лицо у Женьки было красивым. Сегодня вечером Женьке предстояло свидание с девушкой, и я не мог допустить, чтобы он явился на свидание с лицом, испорченным моей левой.

      А девушка?

      Что говорить о девушке?

      Теоретически это была моя