Тень Нерона. Роман Буревой

Но очень подходит для профессионального киллера.

      – И для патрицианки с Лация, чьи предки познали вкус крови и смерти. Хочешь принять ванну?

      – Не против. Но ты, надеюсь, не собираешься подглядывать. – Грация достала из шкафа халат и полотенце.

      – Придется. Я должен за тобой наблюдать. Хотя бы издалека.

      – Не буду закрывать дверь в ванную комнату, – предложила Грация. – Но ты останешься в спальне.

      – Не хочешь заняться любовью?

      – Мы говорим: предаваться Венериным удовольствиям. И я отвечаю – нет.

      Грация отправилась в ванную. Браво пошел за ней. Она раздевалась – он смотрел. Она вела себя равнодушно. Как будто он был массажистом или банщиком. Но никак не поклонником. Ни тени кокетства. Так мраморная статуя могла бы сбрасывать одежду. Но неронейца, жаждущего всегда и во всем одерживать победы, холодность должна была только разозлить и распалить. Грация это очень хорошо понимала.

      Она погрузилась в воду. Густая пена скрыла очертания тела. Ванна формой походила на огромную раковину.

      – Наш император купил на Старой Земле у галереи Уффици подлинник Сандро Боттичелли “Рождение Венеры”, – сказал Джиано, обходя ванную комнату по кругу. – Вот истинный художник нашего мира. Там нет никакой дали, ни намека на перспективу и глубину. Плоский ковер, изящество линий, и золотой век навсегда. Поедем со мной на Неронию, и ты увидишь подлинник Боттичелли, моя Венера.

      – Мне больше нравится Примавера,[1] – отвечала Грация.

      – Примавера пока на Старой Земле, – заверил ее Джиано.

      – Неужели Нерония не сумела до конца разграбить несчастную Флоренцию? Почему бы вам не разобрать и не перевезти к себе Санта Мария дель Фьоре?[2]

      – Это слишком дорого. Мы выстроили у себя точную копию.

      – И дворец Синьории?

      – А как же! Вы же соорудили у себя форум, Капитолийский храм и Большой цирк?

      – О да, наши реконструкции истории очень похожи! – сказала Фабия.

      – Наконец-то лацийцы это заметили. У вас патриции, у нас – браво.

      – Патриции – не убийцы, – возразила Фабия.

      – Сенат судит. Мы – тоже. В чем разница?

      – Мы отправляем в изгнание, а не казним, – заметила Грация.

      – Неизвестно, что страшнее.

      – Вы не милуете никого.

      – Браво не бывают милосердны, – сказал Джиано сказал с грустью в голосе. – Даже когда мы этого хотим.

* * *

      Грация проснулась внезапно, как от толчка. Переведенные в непрозрачный режим окна не пропускали света, и понять, который час, было невозможно. Как и вспомнить, сколько дней прошло с того утра, когда Грация столкнулась в номере профессора Лучано со зловещим посланцем Неронии. Четыре дня? Пять? Может, больше? Она сбилась со счета. Вдвоем они бывали на улицах, на пляже, в барах и кафе, в Пирамиде и казино “Париж”. Нигде Джиано не приковывал ее к себе цепью, не держал за руку, нередко оставлял одну, но всякий раз она не могла – в этом было что-то загадочное,

1

Примавера (Primavera) – “Весна”, другая знаменитая картина Сандро Боттичелли, так же находящаяся в галереи Уффици.

2

Санта Мария дель Фьоре – главный собор Флоренции.