Остаться в живых…. Ян Валетов

потери угловатости, а вот сверху грунт был сравнительно свежим, и дерево еще хранило золотистые оттенки жизни, не превратившись в солено-белый, грязный плавник.

      Склон жил своей жизнью – проседал, обрушивался, рыдал камнепадами и ночевать здесь, особенно в этой части прибрежной полосы, было безрассудством.

      – Ну и? – спросила Изотова. – Чего стоим? Чего ждем?

      – У моря погоды. Стоянку сделаем на берегу, но с той стороны, – он махнул рукой в направлении, откуда они только что пришли. – Так даже удобнее. «Тайну» поставим в проходе, кормой к берегу, на случай ежели задует по-настоящему. Для твоего супружника и для тебя поставим палатку. Я останусь на судне.

      – У меня нет морской болезни.

      – Я заметил.

      – Я не хочу спать в палатке. Терпеть не могу!

      – Ну, мое дело предложить, – сказал Пименов, пожимая плечами. – Сами разберетесь. Что-то мне сомнительно, что Олег оставит тебя на борту, еще и со мной наедине. Он, кстати, знает о том, что мы с тобой спали?

      Они пошли обратно, и Губатый считал про себя шаги – по десятку. Это было просто – держать ритм.

      – Знает, – ответила Изотова. – Конечно. Он и тогда знал. Все порывался тебе в морду дать, да все не складывалось. То возможности не было, то настроения… То ты под руку не попадался. Ну, знаешь, как бывает?

      Она приостановилась и, приставив ко лбу ладошку «козырьком», оглядела горизонт: со стороны Туапсе к Новороссийску шел контейнеровоз. Его силуэт был прорисован на фоне синего неба четко, как в старой игре «Морской бой» – когда-то в Клубе Моряков стоял такой автомат. За пятнадцать копеек можно было потопить десяток кораблей.

      – Тогда он меня ревновал… – продолжила Ленка.

      – А сейчас не ревнует?

      – Как сказать… Ревнует, наверное. Только я об этом не знаю.

      – Не говорит?

      – Не-а. Не говорит. А говорил бы – я бы все равно не знала.

      – Не понял?

      – А что тут понимать? Да, плевать мне на это. Ревнует – не ревнует – его вопрос. Правды Ельцов все равно не говорит никогда. Не его стиль.

      – Так даже? Между собой вы сами разберетесь. А вот наш договор?

      Она рассмеялась.

      – Ну, так за его выполнением будешь следить ты! Чего опасаться!? А ты, Пима? Ты всегда говоришь правду?

      Пименов на мгновение задумался.

      – Наверное – нет. А вот в основном – да. Когда у меня нет причин для того, чтобы врать.

      – Ох, и заливаешь же! Как может у человека не быть причин для вранья? А своему налоговому инспектору?

      Губатый вполне искренне удивился.

      – А ему-то зачем? Я ему денег дал – и все. Дальше мы с ним против государства. Он сам все сделает – в его же интересах, чтобы я доился постоянно.

      – А жене?

      – Лена, – сказал Пименов с укоризной, – ты же знаешь, что у меня нет жены!

      – Ладно, замяли…

      – Замяли, так замяли… Я только одного не пойму – зачем ты об Олеге плохо говоришь? Он твой муж, в конце концов… Вы оба мои партнеры. А ты