Наверное, они были счастливы. Юрий Погуляй

лось все с того, что Мильке, чумазой девочке-служанке явились ангелы. Дело происходило в затянутом паутиной погребе, куда малышка полезла за кувшином вина по просьбе хозяйки замковой таверны.

      Высокие, прекрасные, сияющие небесным светом существа объявили Мильку великой героиней, напророчили великое будущее и вручили ей могущественный артефакт. Кинжал, в рукоять которого мистическим образом была вмонтирована чугунная наковальня. Витиевато попрощавшись, небесные гости растворились в сырости подземелья, и погреб окутался привычной тьмой.

      – Ой, – сказала Милька и попыталась сдвинуть великий дар с места. Ей показалось, что сегодня мир изменится.

      Она была права.

      Ранним утром в ворота замка воровато постучался цыган. Заскрипели цепи, пустили на мост угрюмую стражу. На лице десятника появилась совсем недобрая улыбка.

      – Ох… – все понял бродяга.

      – Угу, – нехорошо осклабились солдаты.

      Казнь цыгана назначили на полдень. Карательный отряд барона оперативно вырезал не успевший вовремя сбежать табор, но конокрадство в области тем самым не истребил. Шаг предсказуемый, и во многих окрестных деревнях даже дети знали, что старый Лука, владелец хмурого замка, бродяг не любил. Оливки уважал, породистых лошадей ценил, дочку, вино и охоту – боготворил, а вот цыгане как-то не по душе были грозному барону.

      Ничего не понимающий паренек, так и не отошедший от столь «теплого приема», быстро оказался на эшафоте и оттуда тихо спросил у собравшейся на площади толпы:

      – За что?!

      Толпа в ответ гулко хохотнула и потребовала цыганской крови.

      Палач Марк на казнь опоздал, а когда выскочил на площадь то увидел, что его ученик с улыбкой убедился в смерти цыгана. Осторожно, почти на цыпочках, неудавшийся каратель ретировался прочь. Работу свою он не любил, и такая радостная неожиданность ему пришлась по душе. Домой палач отправился по привычному маршруту, мимо окон молоденькой баронессы. Сердце Марка принадлежало этой миниатюрной, обворожительной красотке. Но тело, к сожалению, законом крепилось к жене-вертихвостке.

      Луиза, злополучная дочка барона, всю экзекуцию цыгана провела в кровати, рыдая и прижимая карликового пуделя к пышной не по возрасту груди. Причина слез была банальна – сломался ноготь на указательном пальце, и папик запретил упражняться с мечом.

      – У всех дочки как дочки, и только у меня дура, – глухо сообщил барон, когда ушел на казнь. – Что подумает благородный сэр Гудак? – буркнул он на прощанье.