С двух сторон. Владимир Короленко

роста и казалась очень молодой, но серые глаза, представлявшиеся порой то темно-голубыми, то даже черными, глядели из-под очень широких полей шляпы так твердо и спокойно, что фигура не казалась незначительной. В этом взгляде было что-то холодное, сдержанное и как будто повелительное…

      Через несколько дней я опять встретил ее. Мне приходилось принимать от Урманова студенческую кассу, и мы шли к нему на Выселки по главной аллее парка, когда генерал с молодой дамой опять вышли из боковой аллеи. Поровнявшись с ними, Урманов не совсем решительно приподнял шляпу. Генерал повернулся, как будто с недоумением. Чтобы пропустить их, мы с Урмановым разошлись так, что они прошли в середине… Дама не заметила поклона Урманова. Оба они повернулись ко мне, и опять от ее холодного пытливого взгляда мне стало неловко.

      – Вы знакомы с этой дамой? – спросил я у Урманова, когда мы прошли дальше.

      – Д-да… – сказал он нерешительно, и на его впечатлительном лице появился чуть заметный нервный румянец. – Я встретил ее в Москве, в доме профессора N. Там было много народу…

      И пройдя еще несколько шагов, он спросил:

      – Нравится она вам?

      Он с любопытством ждал моего ответа.

      – Я не люблю таких лиц, – сказал я.

      – Каких?

      – Холодных, что ли…

      – Нет… у нее лицо не холодное, – произнес Урманов задумчиво.

      – И притом, – продолжал я, – я не люблю еще модниц.

      – Она и не модница, – продолжал Урманов с тем же выражением. – У профессора N она была одета совсем просто…

      – Но теперь не просто… Даже шляпа в каких-то висюльках… А вам она нравится? – спросил я в свою очередь.

      – Нравится, – просто сказал Урманов. – Она оригинальная, не похожая на других… Я не люблю стриженых.

      Девушка, уехавшая на Волгу, не была стриженая, но это замечание Урманова прозвучало для меня неприятно.

      – Стриженые лучше щеголих, – возразил я.

      Урманов все с тем же несколько задумчивым видом, глядя куда-то в сторону, ответил:

      – Она не щеголиха и не нигилистка. Это модное платье… Это она для отца. Она – дочь старого генерала…

      Это показалось мне почему-то неожиданным, но я тотчас же решил, что это так и должно быть…

      – Генеральская дочка, – сказал я с иронией… – Оно и видно.

      Урманов живо поднял голову.

      – Нет, послушайте, Потапов. Вы ошибаетесь, – сказал он. – Она не просто генеральская дочка… Ее история – особенная… Только, пожалуйста, пусть это останется между нами. Я слышал все это от жены профессора N и не хотел бы, чтобы это распространилось среди студентов. Она действительно дочь Ферапонтьева… То есть, собственно, он не Ферапонтьев, а Салманов… Но она – американка…

      – Как же это? – удивился я.

      – Да… Это, конечно, оригинально. Она совершенно разошлась с отцом в убеждениях, сошлась с одним господином, тоже отказавшимся от аристократических предрассудков, и оба они уехали