Верзило. Глеб Успенский

великолепна.

      – Идет! – гаркнул артельщик. – Клади красную!

      – Нет, позвольте! – благообразным жестом руки накрывая выкинутую лакеем десятирублевую бумажку, проговорил весьма благообразным тоном благообразный владелец шляпы «котелком». – Позвольте вам сказать, что таких правилов нет! Коль скоро вы в компании, то вы должны делать уважение… Вы бы, может быть, хотели и сто рублей выиграть, но когда вам не соответствует компаньон и, может быть, по своим средствам лишится всего, что у него есть, то это не может быть дозволено в игре. Извольте взять вашу ассигнацию… Получите-с!.. А как на кону был рубль, то извольте и вы становить рубль, хотя бы у вас был даже хлюст!

      – Верно! – послышалось в публике.

      – Так, так! Этак-то с жадности всякий бы тебя обобрал.

      – Хорошо!

      – Но за что ж я потеряю свою пользу? – возразил лакей, волнуясь алчными порывами.

      – Мало ли какой тебе надо пользы!

      – Ах, карты-то какие!

      – Да тебе какое дело мешаться? – возразил грубо и гневно артельщик. – Ежели тебе твоих денег жалко, говори «пас», больше ничего, а союзному делу не препятствуй.

      – Верно! Верно! – возопили голоса публики.

      – Может, я хочу проиграть! Какое тебе дело?

      – Н-ну, если так, то я «пас»! А вы – как угодно.

      Слова эти благообразный господин произнес кротко и сложил карты, не глядя в них.

      – Так идет? – спросил в азарте лакей артельщика.

      – Вали! Станови красную! Вот моя!

      Две красных бумажки валялись на полу.

      – Ходи!

      – Ходи ты!

      – Вот!

      – А вот!

      – А это?

      – А мы вот как!

      – Твоя! Твоя! – загалдела публика, и артельщик, весь сияющий, вдруг весь вспотевший, с мокрым осклабившимся лицом, потянул к себе всей пятерней две красных.

      – Ловко! Вот так ловко!

      Артельщик только улыбался и сиял.

      – Конечно, всякому свое счастье! – благообразно вздохнув, произнес благообразный котелок.

      – А ты у меня учись, – сказал лакей, – десять целковых выкинул наудалую, и жалеть не буду! Сдавай!

      Публика, собравшаяся вокруг игроков, была сразу в высшей степени заинтересована этим эпизодом; в большинстве это был народ серый, бедный, трудом наживавший деньгу и, очевидно, в большинстве только теперь знакомившийся с каким-то новым, мгновенным способом наживы. Десять целковых, поставленные на кон лакеем, все видели своими глазами, и также все своими глазами видели, что артельщик на каких-то новых основаниях получил право на эти десять рублей, которые, опять же у всех на глазах, очутились у него в кошельке. «Ловко», – мелькало в выражении лиц очень и очень многих зрителей: мужиков, рабочих, даже у отца дьякона, который также внимательно смотрел на игру. В числе зрителей этой игры обратила мое внимание фигура одного крестьянина: это был пароходный рабочий в картузе с медным ярлыком; роста он был огромного и – как часто это бывает у сильных людей – лицом походил на ребенка: самое детское, простодушное выражение лица было у него. Он подошел к группе