Лох это судьба. Алексей Лавров

изучить пояс астероидов в данной системе…

      Я воскликнул в замешательстве. – Но меня же ни о чём не спрашивали!

      – Представьте себе, меня тоже. – Сухо ответила Тирли.

      Я прошептал – То есть мы уже летим туда?

      – То есть мы уже летим там. – Подчеркнула она последнее слово. – Драут отстыковал исследовательский модуль и ушёл два часа назад.

      – Навсегда? – Сказал я полувопросительно.

      Она проговорила стеснительно:

      – Сроки не заданы, однако протоколом предусмотрено возвращение носителя и передача результатов исследований. Когда-нибудь.

      Глава 3

      Жизнь полна загадок, главная из которых – что же человеку надо? Что мне было нужно от Сёмы, чёрт побери?! Я же всё от него получил – он стал пилотом и усилил компанию, удвоил мою долю в ЧВК! На кой ляд я потащил его в столовку убивать? Из-за Кэш… Но он-то причём?! Девушка ко мне охладела, так дело в ней… и во мне, конечно.

      Снова накрутил себя, навыдумывал, как в детстве. Вспомнилось, как хотел поубивать мужиков, что пёрли на наш четвёртый этаж пианино! Им было тяжело, происходящее им не нравилось, они ругали инструмент, друг друга, подолгу отдыхали на площадках и снова пёрли. Но! В конце их нелёгкого пути они получили гонорар и отправились вкусить от ассортимента винно-водочного отдела, а меня ждала целая вечность ада!

      Учительница пения обнаружила у меня слух и вломила матушке, а та в тот же день после уроков потащила меня в музыкальную школу! И меня приняли! А на другой уже день привезли этот пыточный агрегат. У Иеронима Босха есть картина, изображающая ад, на ней души пытают на музыкальных инструментах, мастер точно непонаслышке знал, что на свете может быть самым мучительным.

      Вполне насладиться процессом я смог в ближайшие три года, но уже тогда наполнился самыми мрачными предчувствиями от лёгкой маминой одержимости вопросом в свете открывшихся передо мной перспектив. Она держала меня за руку, мы смотрели, как корячатся мужики, и она говорила, что если я буду прилежно заниматься, по четыре часа в день, мне никогда не придётся самому таскать пианино на четвёртый этаж. А я смотрел на них с ненавистью и желал им, чтобы они переломали ноги, чтоб их раздавило, пусть они сдохнут под пианино! Эти счастливые люди пошли пить портвейн, а я на первое занятие. С тех давних пор люди для меня делятся на тех, кто таскает пианино и пьёт портвейн, и тех, кто страдает от этого всю жизнь.

      Сейчас, в бескрайней пустоте космоса я становлюсь мудрее, начинаю понимать, что дело совсем не в тех грузчиках, таких же Сёмах или Васях, даже не в пианино и не в музыкальной школе – всё дело в бабах! Мне нужно было просто задушить учительницу пения, или зарезать, или выбросить из окна, а если бы не успел, на самый крайний случай я мог сказать маме, что не хочу заниматься музыкой и не стану просиживать за инструментом по четыре часа ежедневно!

      Мне совсем не обязательно было страдать три года, терпеть во дворе кличку «Шопен» и прочее хамство, чтобы накопить пять рублей, нанять тех же мужиков унести это проклятие моей юности из квартиры, из моей жизни…