Бетельгейзе. Военный приключенческий роман в двух частях. Часть 1. Номен Нескио

лес, так что не сгорело или сгнило, давно уж растащили. Там же постройки были, бараки…, а тут лес, он дороже золота. Но есть балок для охотников, единственное пристанище. И там можно значит остановиться, всё лучше, чем в палатке или на голой земле сидеть. Находятся еще экстремалы поохотиться и на рыбалку посидеть, а вот еще нырять…, как это называется? – спросил капитан, соорудив из ладоней рук маску для подводного плавания.

      – Дайвинг, – улыбнувшись, ответил я.

      Вот-во-о-от…. Дарвинг этот…, придумают же себе развлечения на свою голову, будь он неладен. Приезжают, но очень редко коли уж занесёт нелёгкая. Я даже как-то туда иностранцев катал, не спорю, хорошо заплатили, американцы были, им вот чё не скажешь, так ржут во весь рот. Одним словом, забавные ребята. Грузили их потом, правда после такой рыбалки и этого…, как его…, дарвинга… вот, на «Тортугу» как неодушевлённый груз, они же так как наши пить-то не приучены и им нашего туризма пока не осилить. Ихний коктейль против нашего «ерша» так себе, компот, одним словом. Это ж надо додуматься соду в…, как ее…, во вхиску (прим. Виски) насыпать. Про их пойла мне переводчик рассказывал. Чудно у них всё там в Америке, а всё же к нашим природам тянутся. Наверно от того, что ту соду никто не покупает и ложками её жрать тоже не станешь, а так, пьяному человеку можно впарить что хочешь и к убеждению он податлив, опять же заплатит хорошо. Капиталисты, одним словом. Я по себе знаю, пил раньше прямо запоем, а потом чуть не замёрз, в метель понесло меня и заблудился, ладно что ненцы подобрали и после того, в момент вся охота пропала, даже пиво не пью. Тут такие места, что любая оплошность может дорого обойтись, или замёрзнешь, утонешь или в лебёдку затянет, а могут и звери напасть, мы тут словно беззащитные младенцы. Теперь все эти пьянки…, это не моё.

      Он еще долго рассказывал разные истории о «мёртвой» жизни Аламая, к тому же местные шаманы избрали это место для своих обрядов, считая его сакральным, привлекая, а иногда и отпугивая проходящие мимо суда, кострами и танцами. Аламай не сдавался, он как убитый солдат впился окоченевшими пальцами, ломая ногти, в эту землю не желая быть забытым и брошенным. Аламай потерял навсегда свой прежний облик поселения, до последнего согревая людей досками, которые так успешно были разобраны местными жителями, в котором люди переживали суровые зимы и лихие годы войны. Но, сопротивляясь забвению, навсегда остались души тех, кто жил или погиб тут. Да и как было бы поступить иначе? Из-за труднодоступности, это место оказалось совсем неизбалованным патриотическими визитами.

      – А я так скажу…. Э-э-э-х…, не очень-то я любитель сюда ходить, – просочился сквозь мои размышления несмолкающий голос капитана, – Не нравится мне это место, гиблое оно какое-то, неуютное. Так что стараюсь там не задерживаться, увез-привёз и отвалил…. А этот старик…, с крестом чего собрался делать? Родственники на Аламае жили наверно или он поп? Так вроде там и могил-то нет, – обратился