Неунывающие россияне. Николай Лейкин

и захохотал.

      – А ты что зубы скалишь? Нешто в человеке такой нечисти не бывает? заметил кухонный мужик. Ещё хуже. У нас в деревне у родного моего дяди змея в утробе сидела. Насмерть пил. Потому она этого самого винища требовала. А как выгнали из него, – и пить перестал.

      – Спаси Господи и помилуй всякого человека! – закончила прачка и выбежала из трактира.

      Часам к двум дня коновал, угощенный хозяйкой постоялого двора обедом, водкой, ночлегом и снабженный двугривенным денег, уже перебрался к себе на квартиру, которую нанял за два рубля в месяц, хотя квартира эта, то есть комната, и ходила прежде по три рубля. Домохозяйка, вдова ямщичка Поругаева, до того запугалась свирепым видом и славою о всемогуществе коновала, что отдала её не торгуясь, за то что он ей предложил.

      Коновал поселился в маленьком, ветхом домишке с поросшей травою крышею и с покачнувшимися, вечно мокрыми воротами, полотна которых были испещрены местными живописцами и публицистами изображениями животных и надписями вроде: строго воспрещается… и т. п. На дворе дома в развалившейся избе жили извощики; под навесом помещались их лошади, экипажи. В лицевом флигеле, где находилась и коморка коновала, кроме его и домохозяйки, жила прачка-поденщица – молодая, красивая баба, вдова солдата, ходившая поломойничать и «стирать в люди», какая-то старуха, жившая щедротами доброхотных дателей и воспоминавшая о давно прошедших счастливых днях, проведенных ею в экономках у статского генерала Разструбина, и ярославец с женой, торговавшие в шалаше, устроенном в заборе: сбитнем, квасом, пряниками, мылом, ржавыми гвоздями и кнутами. Прийдя в квартиру, коновал тотчас-же начал устраиваться, вследствие чего в углу появилось ложе, сколоченное из досок и четырех поленьев, на подоконнике разложились и разставились пузырьки с «зельями», как он их называл, банка с змеей, козлиный рог, лошадиный череп и бумажки с толченым кирпичем, купоросом и пр. На стене развесились пучки сушеных трав, шкуры, содранные с угрей, и галочьи крылья.

      Появление коновала в доме вдовы ямщички Поругаевой произвело сильную перемену в действиях обитателей дома. Голосистая, поющая песни прачка Василиса, стиравшая в сенях белье, умолкла; старуха-жиличка, генеральская экс-экономка, вечно переругивавшаяся с квартирной хозяйкой из-за кофейника и «переварок», – смирилась и только злобно кивала головой; торговцева жена, которой нужно было рубить на ужин капусту, удалилась для воспроизведения этого процесса на двор, под навес; сама-же хозяйка, обладавшая звонким голосом, говорила шопотом; когда же коновал, разместя свое имущество, задумал почить от дел, и, разостлав тулуп, улегся на свое ложе, она раз десять выбегала на крыльцо, чтобы кинуть щепкой то в раскудавшуюся курицу, то в горланившего петуха. Одним словом, на всех обитателей дома напала какая-то робость. Робость эта перешла в невольный страх, когда коновал, поспав с час, вышел на улицу погулять, а хозяйка и жильцы вошли в его коморку и начали разсматривать его имущество, разложенное на подоконнике и висевшее на стене.

      При виде таких, в сущности обыкновенных предметов, как череп,