Светлячок для Летучего Голландца. Алиса Лойст

взгляд все возвращался к корзине с цветами. Чего ждать дальше? Не знаю. Но странно, что она здесь стоит, а его нет. И какое-то несоответствие симпатичной картинки, представшей передо мной и внутренними ощущениями от нее.

      Наконец домыв все полы, уселась напротив моей домашней клумбы и уставилась на нее. Чем же ты мне не мила?

      Сколько так просидела не знаю. Что-то сегодня я совсем расхлябалась, почти засыпаю на ходу.

      Очнулась от звонка в дверь.

      – О, черт!

      Похоже, уже подружка приехала. А у меня что? Даже хлеба нет, чтобы занюхать.

      На повороте в коридор из комнаты поскользнулась и чуть не упала. Опять резкий, нетерпеливый звонок.

      – Иду, иду…

      В который раз уже я оценила предусмотрительность и основательность Любаши, а так же дар предвиденья. Она стояла на пороге с двумя сумками. Из одной выглядывал длинный, румяный хвост багета, сразу же захотелось отломить его и опробовать хрустящую корочку. Желудок тут же отозвался жалобным стоном – кофе с утра прошел незамеченным. Она не замедляя хода, прошествовала внутрь, поставила поклажу в углу, обняла меня и прижала к своему шикарному бюсту.

      – Здорово! Ох, соскучилась же я по тебе!

      – И я по тебе, дорогая. Только не раздави.

      – Я? Вот глупости то выдумываешь.

      Посмотрев на мою несколько виноватую мину, скинула босоножки и, захватив один пакет, проплыла на кухню.

      – Вот чувствовала я одним местом, всем хорошо известным, что пожрать ты так и не сподобилась купить, – ее руки проворно выкладывали на стол всякую снедь: хлеб, икорку, масло, огурцы, зелень. – Поэтому, не надеясь на твою сознательность и собранность, а так же русский авось, закупила все сама.

      – Любаша, я тебя люблю.

      – Я знаю, знаю. Но без фанатизма, ладно. Давай, мой овощи, строгай салат и бутылку в холодильник не забудь закинуть. А я мясо пожарю. Все признания в большой и чистой любви, пожалуйста, в письменном виде. Еще лучше, если факсом в офис отправишь, пусть шеф полюбуется и опомнится.

      – Что стряслось опять?

      – Так поверка была, – взяв из кухонного ящичка молоточек, для отбивания мяса, она с кровожадным видом набросилась на ни в чем не повинный кусок. – Вот так тебя…

      – Слушай, ты вроде хотела его пожарить, а не фарш сделать?

      – Уф! – стерла ладонью невидимый пот. – Иногда можно и фаршик вместо просто кусочка. Вот Валька мой иногда смотрит, как я молочу, мясо и уже меньше на рожон лезет.

      – Твоему Вальке надо вообще памятник поставить. Или причислить к лику святых.

      – И это от родной подруги услышать столь лестные речи. А я для тебя готова последнюю копейку или рубашку отдать. Вот и делай людям добро после этого.

      – Ну, Любаня… Я же любя и в шутку, – и, перегнувшись через стол, поцеловала ее в щечку.

      – Ладно, верю. Так и быть. Доставай бутылку, хряпнем прямо сейчас.

      – Погоди, я уже салат докрошила.

      – Да, фиг с ним!

      – Все, все достаю.

      Выставила рюмки. С сомнением посмотрела сначала на них, потом на низкие, широкие