Храм любви. Книга 3. Шаг в бездну. Виктор Иванович Девера

ценности представлять не буду. Я этого не допущу.

      Рушави был с виду тактичным, очень обходительным и мягким человеком, но мог превращаться в жесткий кремень. В данном случае он не стал далее с ней спорить и успокоил ее своим согласием.

      Ростом он был ниже Арабеса, и на вид ему можно было дать не более тридцати с небольшим лет. Вел холостяцкий образ жизни. После демобилизации из Афгана увлекался фотографией и даже вел в одном из дворцов пионеров фотостудию, но эти времена канули в Лету, и последние годы он подрабатывал, помогая Арабесу.

      С Арабесом они были знакомы давно. Породнила и подружила их Афганская война, оттуда и демобилизовались почти в одно время. Клички их, Рушави и Арабес, были родом тоже от Афганской войны.

      Арабес – это все, что осталось от былой клички Арамис, Рушави образовалась скорее от слова «Шурави» и пришла из его плена.

      Одно время, перед первой Чеченской кампанией, при содействии Арабеса Рушави промышлял в Чечне нелегальным бизнесом.

      Однажды, спихнув туда партию задаром приобретенных полевых кухонь, обмундирования, вывезенного из Восточной Германии с машиной «Урал», он был пленен. Арабесу пришлось его освобождать, обменяв через своих однополчан на их пленников.

      В Чечне в то время промышляли многие. Коммерческий крупняк, угрожая национальной резней, ломал на уступки правителей, помельче торговали оружием. Оттуда гнали ворованные нефтепродукты, туда – ворованные или списанные военные машины разваливающихся военных частей, оборудование, гуманитарную помощь. Даже люди там со временем стали самым дорогим товаром. В Чечне обналичивали и прикарманивали любую денежную предоплату и все, что можно было украсть. Искать там концов было уже бесполезно. Криминальный бизнес привел со временем к криминальной войне.

      – Он как человек, в прошлом связанный с фото, может помочь снять клип, – объяснял Надежде Арабес, – и даже написать сценарий. Раньше тоже играл на гитаре и даже на дутаре, но после того как в афганском плену его помяло, не видел, чтобы он ее брал в руки.

      – Я могу, наверно, уже и вспомнить, память почти восстановилась, и если заиграю снова, значит с ней все в порядке, но сейчас хочу сбегать в магазин, а то холодильник пустой.

      – Да, и захвати коньячку, – подавая деньги, сказал Арабес.

      – Я пойду с ним. Выберу что-нибудь для себя. Ты не против? – спросила Надежда, обращаясь к Арабесу.

      – Против. Объясни ему, он все уловит.

      – Ты чего? – возмутилась она, чувствуя его недоверие. – Так не пойдет. Ты мне должен доверять.

      Она подошла, поцеловала его, и он махнул рукой.

      Весь этот день они провели все вместе. Уехав в лес, гуляли, ели шашлыки, фотографировались, рассказывали анекдоты и стихи. Так у костра, уже выпив вина, Надежда попросила оценить ее песню. Взяв гитару и надев шляпу Арабеса, запела, изображая будто бы мужчину.

      – «Босонога», – объявила она.

      Скрипит, качается и гнется