Пожиратели звезд. Ромен Гари

прекрасно это знают. Я много сделала для них, все, что могла…

      Она бросила листья обратно в сумку и отпила глоток пульке.

      – Вот увидите, когда-нибудь моим именем назовут улицу, а может быть, мне поставят на площади Революции памятник, как Эвите Перон. Обожаю эту страну и ее народ. Хотя, если честно, все они еще те сволочи! Так вы не помните меня? Это же я подарила вам эту сумку. Я купила ее на Пятой авеню.

      Она тихо заплакала, закрыв глаза руками.

      Капитан Гарсия повелительным жестом воздел руки. Несмотря на долгие годы службы генералу Альмайо в особых силах безопасности, он не успел привыкнуть к этой рутине и всякий раз, перед тем как отдать приказ расстрельной команде, испытывал волнующее чувство важности происходящего. Нет, он не был садистом и ему не нравилось убивать людей, но в это мгновение тишины перед последней командой, в этот последний миг неотвратимости и высшей целесообразности он внезапно ощущал себя неслыханно богатым. Он не знал точно, что это было за ощущение, но он как будто вдруг становился наследником чужих жизней, обладателем всех этих земель, солнца, равнины, деревьев, вулканов, самого воздуха. Он даже испытывал некую симпатию по отношению к жертвам, выстроившимся в ожидании своей очереди перед расстрельной командой: ведь это их наследниками он в некотором роде становился. Его отец и дед были грабителями, бандитами с большой дороги, они убивали людей, чтобы обчистить путнику карманы или завладеть его лошадью. Однако сам он, капитан Гарсия, на такие мелочи не разменивался: отправляя людей на тот свет, он отнимал у них целый мир. Когда он выкрикивал последнюю команду – с никогда не ослабевающим воодушевлением, с осознанием торжественности и неотвратимости происходящего, отчего кровь начинала быстрее пульсировать в жилах, – в какой-то миг, вместе с залпом расстрельной команды, на него вдруг обрушивалась чужая жизнь, наполняя грудь, словно вино – пьянящее, крепкое и горячее.

      Он строгим взглядом окинул врагов народа. Эти люди явно не обладали никаким чувством великого и демонстрировали полное отсутствие достоинства в преддверии церемонии, во время которой любой батрак держался бы на их месте с подобающей торжественностью.

      – Вы все будете расстреляны, – объявил он им.

      – Я не согласен! – возопил проповедник.

      Капитан Гарсия без лишних слов открыл кобуру и достал оттуда револьвер – кольт, какими пользуются американские полицейские. Молодая американка подошла к доктору Хорвату и примиряюще коснулась его руки.

      – Послушайте, надо попытаться понять их и проявить терпимость, – сказала она чуть свысока, словно школьная учительница, разговаривающая с учеником. – Эта страна совсем другая, не такая, как наша. Нам не удалось еще их воспитать, мы даже еще не попытались всерьез за это взяться. Разве что «Корпус Мира». Я сама приехала сюда как его представитель. Но этого правда мало. Хотя я лично сделала все, что могла…

      Капитан Гарсия вышел из-за стойки бара и слегка поклонился. Он решил показать