Парень в пластиковых ботинках. Алексей Валерьевич Груненков

вно тебе водить” (1997)

      С чего обычно начинают повесть? Да с чего угодно, да хотя бы с себя… Итак, я. Парень в пластиковых ботинках. Ваш покорный слуга… Ну, к моим ботинкам мы еще вернемся, а пока познакомимся. Зовут меня Алексей, или Божий человек, как называла она. Моя девушка.

      О возрасте, думаю, говорить не стоит. Если накинуть себе пару лишних годков, – могут сказать что я великовозрастный болван. Если, наоборот, убавить, – могут заговорить о юношеском максимализме и переходном возрасте. Скажу так: мне чуть больше восемнадцати, но немногим меньше двадцати двух, – так что ищите золотую середину, если вам всерьез захотелось узнать, сколько мне лет… Внешность описывать также не буду – пусть каждый представляет себе кого хочет, исходя из собственных представлений о том, как должен выглядеть такой парень. Одна лишь деталь моей внешности, о которой надобно рассказать, – это глаза. Серые, холодные, – смотрящие с немым упреком на мир, из-под козырьков надбровных дуг. “Глаза созерцателя”, – как сказал о них один тип в переходе, после того как я просверлил его своим взглядом и твердо сказал, что десяти рублей у меня нет. Ну, он, конечно, не сказал о них так, зато явно подумал или, еще точнее, мне бы очень хотелось, чтобы он о них так подумал. А насчет денег я ему соврал…

      Глаза созерцателя – не знаю повод ли это для гордости или нет, но, во всяком случае, за свои годы я перевидал много глаз и скажу вам, что глаза созерцателя не самые худшие из всех коими можно обладать. Бывает и лучше и хуже, смею вас заверить, друзья мои… Например, недавно в метро, я видел одного молодого человека с настоящими глазами-стекляшками. Его еще куда-то вели под руки два милиционера. Я даже остановился на секундочку, чтобы как следует рассмотреть их, эти глаза… Кстати, а вы случайно не знаете, почему для того чтобы составить о ком-нибудь свое мнение, нужно обязательно посмотреть в глаза? Почему нельзя сфокусироваться, скажем, на носе, губах или на каких-нибудь иных частях тела? Впрочем, я не досказал вам о том парне, в метро. Так вот, мы пересеклись тогда взглядами, – мой “созерцательный” и его “остекленевший”, – каждый из нас живо составил мнение друг о друге, и мы разошлись вполне удовлетворенные… Не знаю, правда, сумел ли он разглядеть во мне созерцателя при таких-то глазах, но зато я разглядел в нем достойный объект для созерцания, за которым стоило бы понаблюдать, ожидая, к примеру, вместе с ним поезда на платформе или же просто от скуки и нечего делать. Он был пьян в стельку и мне, помнится, стало немного жаль, что его куда-то уводят эти двое в серых мундирах. Выходит, я так и не увижу, как он будет кувыркаться на эскалаторе или свалится на рельсы, прямо под колеса приближающегося поезда… Уверен, зрелище было бы достойно созерцателя, то есть меня! Но мне не повезло, – я ничего не увидел.

      Зачем же лезть в драку, рискуя собственной физиономией которая, между прочим, отнюдь не казенная, если за той же дракой можно просто понаблюдать со стороны и получить от этого не меньшее удовлетворение, чем самому крушить чьи-то челюсти, размахивая кулаками как заведенный? Выходит вот что отличает действенного участника, со “стеклянными” глазами, от пресловутого созерцателя, в пластиковых ботинках… На теле одного тесно от ушибов и синяков, на теле другого ни царапины, зато приобретенный опыт и удовольствие, – распространяется на них обоих. Поэтому, милые мои друзья, не ждите от меня ни действенных участников, ни лихо закрученного сюжета, ни, тем более, быстрой и, по возможности, счастливой развязки. Я – всего лишь созерцатель, ни больше не меньше, испытывающий нездоровую тягу к литературным изыскам и бумагомаранию и навечно таким пребуду. И если без главного героя все же не обойтись, то я, как “писатель”, решил на какое-то время заделаться “действенным участником”, а вам как “читателям”, предлагаю немного побыть в моей шкуре, от которой я также отказываться не собираюсь, так что, думаю, компромисс найден. Исходя из этого, хочу предупредить, что моя “повесть” ни в коем случае не претендует на полновесное, литературно-художественное произведение, ограничиваясь лишь рамками психологического дневника, или (если угодно) исповеди. А там уже как получится. Как захотите… Бывает, хочешь написать одно, а выходит нечто совсем другое только гораздо честнее, как если бы писал для себя. Тем паче, если мыслей в голове много, но ни одну из них почему-то не можешь высказать так, чтобы тебя поняли окружающие. Ну а если, ко всему прочему еще и язык мешает… Но не суть важно: мысли мои куда лучше вписываются в бумагу, чем в жизнь. Как, впрочем, и я сам…

      Но, как бы там ни было, писатель – “действенный производитель”, читатель – “созерцательный потребитель”, а вместе они свалены в одну огромную кучу, носящую грозное, звучное название “Литература”, где перемешаны и нераздельны… Уверен, особой беды не случится, если в этой самой куче еще немного прибавится от меня. Один черт, – конец света или какие-нибудь молодчики, рано или поздно спустят всю эту кучу (а вместе с ней и все остальные кучи) в унитаз у фонтана на “Театральной площади” возле здания “Большого Театра”, да еще и обрызгают из освежителя… Тем не менее, сама идея создания романа или на худой конец повести, с годами становилась для меня все навязчивее. Еще в детстве я испытывал страсть к этому виду творчества и начал кропать свои первые рассказики, едва научившись выводить буквы. Что