Черная карта судьбы. Елена Арсеньева

что, в поликлинику на прием пришли? Билетики-то не дешевые! Покажите настоящие чудеса! Как Дэвид Копперфильд. Слышали о таком?

      В зале снова зашумели. Это имя было знакомо всем. В минувшем году телевидение показало серию совершенно ошеломляющих фильмов о знаменитом американском фокуснике. Впрочем, слово «фокусы» сюда мало подходило. Скорее, это было похоже на волшебство. И, хоть в прессе появилось множество статей, раскрывающих тайны и зеркал, и тросов, и дыма, и ящиков с двойным дном, и прочих выдумок Копперфильда, это не ослабило восторгов публики.

      – Разумеется, я о нем слышал, – ответил Каширский. – Но Копперфильд – иллюзионист, а я – гипнотизер. По-моему, фокусы Копперфильда – это пустая трата очень больших денег. От его фокусов никому ни жарко ни холодно, пользы они не приносят, только развлекают.

      – Да мне лично от ваших исцелений тоже не жарко и не холодно, – выкрикнул недовольный зритель. – Я здоров как бык! Но скоро заболею со скуки. Покажите что-нибудь поэффектней, чем вся эта знахарская ерундятина.

      Каширский задумчиво посмотрел на него, нахмурился было, но тотчас улыбнулся и решительно сказал:

      – Хорошо. Я прикажу одному из тех, кто стоит на сцене… Ну, притягивать металл, что ли. Это вас устроит?

      – Как это – притягивать металл? – удивился зритель.

      – Да очень просто, – пожал плечами Каширский. – Сейчас сами увидите. Только выберите кого-нибудь из загипнотизированных, чтобы он исполнил роль магнита. Да-да, сами выбирайте. Не хочу, чтобы меня упрекали, будто я использую подставных лиц.

      Зритель несколько мгновений раздумывал, а потом крикнул:

      – А вот эта блондиночка в черном платье пусть притягивает железяки!

      Каширский положил руку на плечо светловолосой женщине, стоявшей с таким же отрешенным видом, как и прочие загипнотизированные:

      – Вы о ней говорите?

      – О ней, о ней! – подтвердил неугомонный зритель.

      – Ну что же… – покладисто кивнул Каширский и обратился к женщине: – Как вас зовут?

      – Мила Павловская, – проговорила она тусклым безжизненным голосом.

      – Мила, вы боитесь того, что сейчас произойдет? – спросил Каширский.

      Та покачала головой.

      – А вы не хотите спросить, что именно я собираюсь сделать?

      Блондинка снова покачала головой. Весь ее вид говорил о полностью подавленной воле.

      – Ну что же, уважаемые зрители, – воскликнул Каширский, непрестанно фиксируя взглядом Милу Павловскую. – Вот вам чудо! Начнем с мелочи.

      Он простер одну руку к женщине, другую к залу – и замер.

      Внезапно раздался свист и звон. Эти звуки издавали вихри монет, которые вдруг начали вылетать из карманов людей, стоявших на сцене, и устремляться к Миле Павловской.

      Тотчас раздались испуганные вскрики в первых рядах: там зрители тоже начали расставаться с мелочью! Вот задергались, хватаясь за карманы, сидевшие и в пятом, десятом ряду… Лиза почувствовала, что ее сумочка сотрясается. Мелочь рвалась из кошелька, но и он, и сумка были надежно застегнуты.

      Между тем монеты – старые, десятикопеечные и полтинники, и новые, уже в этом году выпущенные пяти- и десятирублевые, – прилипали к рукам и груди Милы Павловской, не касаясь только лица, так что буквально через минуту она казалась облаченной в некие серебристо-медные доспехи.

      Зал испустил единодушный вопль изумления и восторга.

      Вдруг Лиза увидела, как отрешенное выражение на миг соскользнуло с лица Милы Павловской и ее рот изогнулся в издевательской ухмылке. Казалось, она сдернула было с лица маску безучастной покорности – но тотчас натянула ее снова.

      Она не загипнотизирована. Каширский тут ни при чем. Эта Мила Павловская проделывает все самостоятельно.

      Самостоятельно? Какой же силой она обладает?

      Мила Павловская…

      Лиза вцепилась в ручки кресла. Хотелось бежать, бежать отсюда, но она не смогла бы сдвинуться с места.

      Ужас заставил ее окаменеть!

      Она не верила своим глазам – вернее, не желая верить. Несколько раз зажмурилась, по-детски надеясь, что страшное зрелище рассеется как туман, развеется как дым, но эта маленькая, изящная женщина со светлыми волосами, облепленная монетами, не хотела исчезать.

      Не хотела исчезать?

      Не хотела умирать!

      Нет, не может быть…

      Мила Павловская. Светлые волосы. Темные глаза. Это не может быть та, которая… о которой так страшно вспоминать.

      Ту звали иначе! У нее были темные волосы и голубые глаза!

      Лиза цеплялась за эту мысль, чувствуя, что только она способна удержать от панического вопля и бегства. Если она встанет… если Мила Павловская увидит ее и узнает…

      Мила Павловская?!

      Это она. И она нарочно назвалась этим именем, так отчетливо намекающим на ее подлинное имя!

      Это было так очевидно!

      Почему,