Тайное место. Тана Френч

сексуальных преступлений, двумя этажами ниже, есть дежурный социальный работник. Я вызвал ее, записал показания Холли. Потом, уже в коридоре, спросил эту тетку, не отвезет ли она Холли обратно в Святую Килду, – Холли в благодарность метнула в меня уничтожающий взгляд.

      – Так твое школьное начальство убедится, что ты и в самом деле сотрудничаешь с полицией, – пояснил я. – Что это не твой парень им звонил. Меньше мороки.

      Она скривила такую физиономию, что любому ясно: слукавить мне не удалось.

      Она не спрашивала, что будет дальше, как мы поступим с новой информацией. Понимала, какие у нас правила. Бросила на прощанье:

      – До скорого.

      – Спасибо, что пришла. Ты действительно правильно поступила.

      Холли промолчала. Только улыбнулась уголком рта, отчасти саркастично, отчасти нет.

      Я смотрел, как они удаляются по коридору. Холли шествовала с идеально прямой спиной, а социальная тетка семенила рядом, тщетно пытаясь затеять разговор, как вдруг меня осенило: она же так и не ответила на вопрос. Ловко вильнула в сторону, как заправский роллер, и продолжила в своем направлении.

      – Холли.

      Она обернулась, поправляя лямку рюкзака. Насторожилась.

      – Я тебя уже спрашивал. Почему ты принесла это мне?

      Холли изучала меня. Такой взгляд выбивает из равновесия.

      Знаете, когда кажется, что портрет следит за тобой.

      – Тогда, давно, – сказала она, – весь тот год все словно по минному полю крались. Будто стоит им произнести одно неверное слово, я тут же психану, случится нервный срыв и меня увезут в смирительной рубашке и с пеной изо рта. Даже папа – он притворялся, что абсолютно спокоен, но я же видела, что он весь на нервах, постоянно. Это было просто… ну, ааааррррр! (Рычащий звук чистой ярости, пальцы судорожно растопырены.) Вы были единственным, кто не вел себя так, будто я в любой момент могу спятить от страха. Вы были просто, типа, ну, о’кей, это отстой, да, но подумаешь, с людьми случаются истории и похуже, и ничего, все как-то справляются, никто пока не помер от этого. Так что давай побыстрее покончим с этим делом.

      Крайне важно продемонстрировать отзывчивость и участие юному свидетелю. У нас на эту тему проводят семинары и тренинги, даже презентации в Power Point, если повезет. А я просто помню, каково это – быть пацаном. Большинство людей обычно забывают. Легкий намек на сочувствие – чудно. Чуть больше сочувствия – великолепно. Еще больше – и ты уже мечтаешь, как бы вмазать кому-нибудь в кадык.

      – Быть свидетелем и вправду противно. Для кого угодно. Но у тебя это получилось лучше многих.

      На этот раз в улыбке ни тени сарказма. Нечто иное, много всего, но не сарказм.

      – Вы можете объяснить в школе, что я вовсе не напугана? – спросила Холли у социального работника, которая торопливо изображала дополнительное сочувствие, чтобы скрыть недоумение. – Вот прямо нисколечко?

      И ушла.

      Кое-что важное обо мне: у меня есть планы.

      Первое, что я сделал, распрощавшись с Холли и социальной теткой, – отыскал в системе файл с делом Харпера.

      Главный