Темнее ночь перед рассветом. Вячеслав Белоусов

имею права трепаться, пока сам не созрел.

      – Помнишь, помнишь, старина, чему учил тебя Югоров, – подсластил Данила, – а я вот порой нарушаю кое-какие его заповеди. Жизнь подстёгивает.

      – От Галицкого давно по шее не получал. Щадит он тебя, любимчика.

      – Загостил Аксентий в парижах, – посетовал приятель. – Слушай, Илья ибн Артурович, а может, забежишь ко мне, потолкуем, как раньше бывало? Вспомним молодость… Я Петруху Квашнина приглашу…

      – Про Очаровашку что-то помалкиваешь. Не разгонит наш мальчишник?

      – Уехала Очаровашка. Взяла дочку и укатила на моря́. Так что один я мыкаюсь и рад буду вам обоим. Бутылку коньячка выставлю.

      – Должен тебя огорчить, Квашнина увидеть не удастся.

      – Что случилось? На днях мы с ним у трупа Фугасова общались.

      – Занемог, бедолага, нет его на работе. Хороший наш знакомый, помнишь майора Донцова, шепнул мне – загулял Петро.

      – Неужели заколобродил? С чего бы?

      – Убили его лейтенанта голубоглазенького.

      – Шипучкина?

      – Его. Простить себе не может Петро нелепую потерю.

      – Будь он хоть в лёжку, а вечером чтоб вы оба были у меня! Убийц искать надо!

      – Вряд ли мне удастся поставить его на ноги.

      – На то и наука, профессор, – жёстко отрезал пути к возражениям Ковшов.

      Светлое начало – чёрный конец

      Совпадения поначалу обрадовали, потом шокировали, затем начали пугать, да так, что Дынин отбросил скальпель.

      Профессор не мог ничего понять. Увлёкшись, где-то не заметил?.. Обмишурился при большом объёме исследуемого материала?.. Понадеялся на опыт, а там, ослеплённый лёгкой удачей, съехал в колею и само собой покатилось-понесло?..

      Дынин, оставив операционный стол и синюшное тело покойника, в глубокой задумчивости заходил по кабинету. Со стороны он напоминал человека не в себе. Покуривавший в приоткрытую дверь помощник попробовал подать голос, но ответа не получил.

      А Дынина терзали сомнения. Понятно было одно: душегуб, лишивший жизни Ширбаева, понаставил ловушек и пеньков эксперту. Надо отдать ему должное, сделал он это умело и даже достаточно профессионально, у Ильи Артуровича мелькнула мысль: не врач ли злодей? Но присутствовали элементы слишком явных, бросающихся в глаза повторений. Переборщил, хитрец! А это свидетельствует о стереотипе. Убийца надеялся, что профан или поспешавший эксперт заглотит все расставленные им закавыки и успокоится сделанным ложным выводом. Успех вскружит голову недотёпе, и вот оно – желаемое. Страшная ошибка, а вернее, желаемая ошибка. Этого душегуб не дождётся!

      – Достоин уважения сей бандит! – вскричал в пустом кабинете профессор. – Хотя и по колено в крови, он велик. Но я ещё не сказал последнего слова!

      Дынин величаво обвёл взором пустые стены кабинета и заорал:

      – Жора! Куда вы пропали?

      Ассистент немедля подскочил, скомкав сигарету.

      – Жорик! – потряс перед его носом грязным халатом профессор. – В таком