Куликовская битва. Игорь Аркадьевич Родинков

ведь для большинства это была первая битва в их жизни, а для многих и последняя. Может быть, последний рассвет в твоей жизни… Кто ведает? Бог ведает. Только опытные дружинники могли спать коротким, тревожным сном или спокойно молиться Христу и Пресвятой Богородице.

      Неразличимая в темноте стояла русская рать между речками Смолкой и Нижним Дубиком. Впереди еще ничего не было видно, но каждый воин чувствовал: вот он, враг, перед тобой, вот она, страшная ордынская рать. Оба войска стояли и ждали рассвета. И вот оно пришло, утро Куликовской битвы.

      ***

      Появились первые, почти горизонтальные лучи света. Они поднимались все выше и выше, вытесняя сумрак. Воины начали различать силуэты друг друга, стали видны целые шеренги. Но соседних полков не было видно, и тем более неприятеля. Стоял густой туман. И русским это было весьма кстати: в тумане засадный полк ушел в зеленую дубраву, и татары не заметили этого.

      В рассеивающемся тумане воины начали различать хоругви и знамена. Вдруг во множестве заиграли боевые трубы. Оживились кони, забились отвагой сердца ратников. И радостно им было узнавать в рассеивающемся тумане свои и соседние многочисленные полки, выстроенные по совету крепкого воеводы Дмитрия Боброка Волынца.

      Когда же наступил второй час рассвета, откуда-то из тумана зазвучал заунывный, трубный звук. Это враг напомнил о себе. Он здесь, он рядом, возможно, всего на выстрел стрелы, но пока невидимый. Сколько их? И тревога стала проникать в сердца воинов. Но еще громче заиграли русские трубы, а татарские словно онемели.

      Эти трубные звуки автор «Сказания о Мамаевом побоище» принял за стон матушки-земли. «Земля стонет страшно, грозу великую предрекая на восток вплоть до моря, а на запад до самого Дуная, и огромное то поле Куликово прогибается, а реки выступают из берегов своих, ибо никогда не было стольких людей на месте том».

      ***

      И вот сел великий князь Дмитрий Иванович на своего лучшего коня и поехал по полкам, укрепляя в вере и мужестве своих воинов. Его проникновенные слова записал летописец: «Отцы и братья мои, Господа ради сражайтесь, и святых ради церквей, и веры ради христианской, ибо эта смерть нам ныне не смерть, но жизнь вечная; и ни о чем, братья, земном не помышляйте, не отступим ведь, и тогда венцами победными увенчает нас Христос-Бог и спаситель душ наших». «Боже, даруй победу государю нашему», – дружно воскликнули воины в ответ на речь Дмитрия.

      Укрепив полки, снова вернулся князь под свое чермное знамя с изображением Господа и Спаса нашего Иисуса Христа, что стояло в центре большого полка. Но не остался князь под княжеским стягом. Сошел он с коня своего и, сняв доспехи княжеского достоинства, надел доспехи простого дружинника. А коня и доспехи свои отдал великий князь другу своему, тысяцкому Михаилу Бренку, и поставил его под княжеский стяг, а сам встал в первую шеренгу большого полка.

      Стали князья убеждать его, говоря, что дело его издали наблюдать за битвой и распоряжаться другими. Но в руки Господа передал князь воинство свое, а князьям и слугам своим ответил: «Где вы, там и я; скрываясь позади, могу ли я сказать вам: о, братья, умрем за Отечество; слово мое да будет делом: я – начальник и стану впереди и хочу положить свою голову в пример другим».

      В это же время прискакал к нему второй посланник с грамотой от преподобного старца игумена Сергия Радонежского, а в грамоте той было прописано: «Великому князю, и всем русским князьям, и всему православному войску – мир и благословение!».

      Укрепился великий князь еще больше твердыми бронями и громогласно воскликнул: «О великое имя Всесвятой Троицы, о Пресвятая Госпожа Богородица, помоги нам молитвами той обители и преподобного игумена Сергия; Христе Боже, помилуй и спаси души наши!».

      ***

      Неторопливо и величаво вставало над землей небесное светило. И чем выше оно поднималось, тем ниже к земле опускался туман, растекаясь белой манной по ложбинам и низинам широкого поля. К одиннадцати часам дня (6 часам по древнерусскому счету) туман окончательно рассеялся, и на поле Куликовом явственно стали видны две рати.

      Даже своим видом они знаменовали противостояние мрака и света. Солнце всходило из-за спин татар, отчего ордынская рать казалась сплошной темной лавой, заполнившей собой все поле. Ужаснулись ратники огромному числу противника, стоявшего перед ним, но все новые и новые орды и отряды стекались со всех сторон на поле, и уже казалось, что не останется даже места для сечи.

      Войско Мамая выходило на поле двумя конными ордами (тьмами) по краям, а в центре шла закованная в латы пехота (генуэзцы). Вдали у Красного холма виднелся конный резерв, а на холме сам «безбожный царь» Мамай с тремя князьями следил за ходом разворачивающейся битвы.

      Русское же войско блистало в лучах восходившего осеннего солнца. «Шеломы же на головах их как утренняя заря, доспехи же аки вода сильно колеблюща, еловицы же шеломов их аки пламя огненные пышутся», – писал летописец. Посреди войска развевалось алое великокняжеское знамя с изображением Нерукотворного Спаса и множество других христианских стягов и хоругвей.

      Со времен