Это лето. Иван Яковлев

спина вылазила кверху. Нормальная реакция, на тех кто вкалывает.

      Начальник участка был у себя:

      – Вызывали? – спросил я, зайдя в кабинет.

      – А Лапиков, да давай заходи. – он открыл папку и достал несколько чистых листов. И положил передо мной ручку.

      – Увольняете? – спросил я, чувствуя как у меня немеет под языком.

      – Ты сколько уже лет, здесь работаешь? – спросил он.

      – Семь лет будет. – ответил я, нервничая и комкая в руках сигареты.

      – Не мало знаешь, не мало. Да ты садись, чего вспотел то?

      Он открыл второе окно у себя в кабинете. Август удался самым жарким, за всё лето. Цеха били и работали, время шло, и скоро близился обед.

      – Семь лет, человек трудиться на нашем заводе, семь лет.

      А мы ему не разу не давали путёвки на море. Это как понимать то?

      Если бы я мог ожидать другой расклад событий, я бы и не переживал, однако увольнение с путёвкой на море, мало чем конкурировали в моей тревоге. Начальник ткнул вентилятор на столе.

      – Во общем даём мы тебе путёвку, на две недели. Отдохнёшь, наберешься сил, всё равно в отпуск уходишь. Будет что вспомнить, найдёшь себе там самочку и будешь с ней кружиться. Гляди ещё и женишься.

      Он засмеялся и подал мне оригинальные листы формуляра.

      – С 1 сентября по 12, а там приедешь как кот. Чего вспотел то? Чего глазами захлопал? Пора взрослеть, и жениться, а то так и будешь ходить лопухом.

      Я был не согласен.

      – У меня свои дела в отпуске, – начал отговариваться я. – Да и не с кем мне ехать, а один я не хочу. Идите вы куда подальше со своим морем.

      Я кинулся к дверям, и вышел наружу, словно из кипятка бросился в лёд, и ошпаренный до конца дня не мог прийти в себя.

      – Что он тебя вызывал? – спросил мастер в душевой.

      – Да, так, на море дают путёвку. – я уже почти уходил, почти неизвестный, с секретом в голове и полотенцем в руках.

      – Куда, куда? На море? А ты что? – мастер подошёл голый ко мне, потряхивая своим инструментом и вытирая спину.

      – Мне некогда, да и желания нет, – ответил я.

      – Ничего себе, желания нет. Тут уже пять лет получить не могу, а он желания нет. А может силёнок нет, ехать то?

      Один засмеялся, а остальные подхватили, дрыгая своими набитыми животами и концами.

      – Да пошли вы, – крикнул я и ушёл в раздевалку.

      2

      Мысль о курорте в сентябре, не давала ни грамма покоя, ни ночью ни днём. Мама заметила в моих глазах не ладное:

      – Что, опять влюбился? – спросила она, улыбаясь и напоминая, последние события моего романа.

      Наивность, с которой я тогда приходил к ней и уходил от неё, была белая и бесполезная как старое, замёрзшее дерьмо. Выкачав из неё несколько поцелуев, за три дня, больше ничего не произошло. Я был не правильно организован с ними. Слишком добр и слишком ласков. Добрым и ласковым судьба дрочить, там за тёмным углом, и я это знал.

* * *

      Вечером того не броского дня, в мою серую обыденность, ворвался телефонный звонок, словно молния разрезав на пополам трубку и разбив мой стакан холодной воды.

      – Алло, – ответил я.

      – Привет, – донеслось оттуда. – Есть дело, через пять минут будь готов. Потный стакан смотрел на меня с неизвестностью и жалостью, я смотрел на телефон с омерзением и страхом. Через пять минут я стоял на улице, и подъехала чёрная «десятка». Блестевшая своей простотой до воли абсурда, с грязными дисками на колёсах и вмятиной на левом боку. За рулём этой красотки с разбитыми крыльями, сидел человек чья похоть, подобно муравейнику, постоянно бурлит и не успокаивается. Это был один из моих знакомых, от которого я всегда старался спрятаться, ведь кроме счастья мы с ним находили лишь беды. В машине стоял рвотный аромат кофейной «ёлки» и его одеколона с ландышами. Кривой спустил колёса с ручника и мы тронулись. Мне он вообще то не очень нравился, но счастья попытать выходил с ним всегда. Обычно оно нам не светило.

      – Куда мы едем? – спросил я.

      – Две девчонки, ждут хорошей порки. – ответил он, и открыл бардачок. Оттуда выглядывали несколько бумаг и пачка презервативов.

      – Возьми себе, – сказал он поворачивая на трассу.

      Я забрал кубышку и с волнением начал думать о будущей посиделки. Я всегда волнуюсь. Даже сейчас, сидя и печатая я волнуюсь, волнуюсь, а не бред ли всё это?

      – Кто они такие? – спросил я, потирая свои ладони об свои голубые джинсы. Август был беспощаден и кончалось лето, близился отпуск и я ехал на блядки. Однако тёмные мысли о море, мне не давали покоя.

      «Какого чёрта?» – спросил себя я. «Никуда я не еду, я не чокнутый» и перекинулся на предстоящую ночь симфоний чувств и великих движений. Мысленно, я оставался в кабинете начальника с заявлением на столе. Будь оно проклято.

      – Никаких прелюдий, слышишь, – Кривой был похоже навеселе. – Берёшь, хватаешь и долбишь.

      Третий