История пчел. Майя Лунде

о… моей жене?

      Его молчание подсказало, что я правильно его понял. Да, с Тильдой я познакомился там, после доклада. Или, точнее, обстоятельства привели меня к ней. Обстоятельства… нет, к ней меня привел сам Рахм. Его смех, его насмешки заставили меня посмотреть в другую сторону, в ее сторону.

      Мне захотелось сказать что-нибудь об этом, но слов я не находил. Я молчал, и поэтому он быстро наклонился вперед и тихо кашлянул.

      – Ну а сейчас?

      – Сейчас?

      – Зачем вы нарожали детей? – Этот вопрос он задал громче, почти сорвавшись на крик, и теперь смотрел на меня в упор, не отводя взгляда, ставшего внезапно ледяным. – Почему?

      Я отвел глаза, не выдержав жесткости в его взгляде.

      – Ну… Так уж заведено…

      Он положил руки на колени, униженно, но в то же время требовательно.

      – Заведено? Хм, возможно, это действительно так. Но почему вы? Что вы дадите им?

      – Что я им дам? Пищу и одежду…

      – Не вздумайте приплести сюда еще и эту вашу паршивую лавочку! – выкрикнул вдруг он.

      Профессор резко откинулся на спинку стула – ему будто захотелось оказаться от меня подальше – и нервно потер руки.

      – Ну… – Я пытался заглушить в себе подростка, которого третируют взрослые, пытался взять себя в руки, но заметил, что дрожу. Когда мне в конце концов удалось выдавить из себя еще несколько слов, голос мой зазвучал предательски пискляво: – Я старался, но просто… профессор, без сомнения, понимает… время не позволяло мне.

      – Вы ждете утешения? – Он вскочил. – Я должен сказать, что это приемлемо? Так, по-вашему? – Он уже и так стоял рядом, а сейчас сделал еще один шаг, его темная фигура нависла надо мной. – Вы до сих пор не написали ни одной научной статьи – это приемлемо? У вас шкафы ломятся от книг, которые вы так и не прочли, – это приемлемо? Я впустую потратил на вас столько времени, а вы – да вы просто посредственность!

      Это последнее слово точно повисло в воздухе между нами.

      Посредственность. Вот кем я был для него. Посредственностью.

      Я хотел было возразить. В действительности он уделял мне вовсе не так много времени. Или же профессор считал меня своим преемником? Возможно, ему хотелось, чтобы я продолжил его исследования, не позволил им умереть. Не позволил умереть ему. Однако я проглотил все возражения.

      – Вы это желаете услышать, верно? – Глаза у него стали пустыми, будто у амфибий, наблюдающих за нами из склянок. – Что так уж оно заведено? По-вашему, я сейчас должен сказать, что, мол, такова жизнь: мы встаем на ноги, обзаводимся потомством, и тогда наши инстинкты заставляют нас заботиться о нем, мы превращаемся в добытчиков, а перед природой интеллект пасует. Это не ваша вина, и еще не поздно все изменить, – он буравил меня взглядом, – вы это желаете услышать, да? Что еще не поздно? И что ваш час обязательно настанет?

      Он резко рассмеялся – его смех, жесткий и отрывистый, был полон издевки. Он быстро стих, но прочно засел у меня в голове. Тот же смех, что и прежде.

      Профессор замолчал, но не оттого что ждал моего ответа. Он