Солнышко лесное. Викторианские истории (сборник). Виктория Габышева

Не довелось увидеться сегодня с Алешенькой. Марина ее прогнала. Для этой большой девочки она – чужая.

      Зоя Александровна устало покачала головой, нисколько не осуждая Марину, слишком хорошо помнившую покойную мать. В голове снова и снова крутился сон, мучивший всю ночь: зимний вечер, туман, и она, одинокая, стоит под фонарем, понимая, что земля умерла, что дальше кружка, отмеченного неверным желтоватым светом, простирается мерзлая, страшная пустыня.

      На дороге взвизгнули тормоза. Кто это к ней? Такси привезло кого-то. Зоя Александровна подошла к распахнутой двери, и сердце в ней закричало, переворачиваясь, взмывая вверх, колотясь в горле раненой птицей-вещуньей…

      Они шли по тропинке съежившиеся, испуганные – маленький мальчик и большая девочка.

      – Андрей? – сдавленным голосом назвала чужая тетка папино имя. Марина кивнула без слов и увидела, как отливает краска от лица женщины. Она не заплакала, просто казалось, что горе разом придавило ее и состарило.

      Дни бежали будто захлестнутые полупрозрачным дымным маревом: горькие хлопоты, обитый красным плюшем гроб; люди, речи, последнее прощание; горстка риса с изюмом – кутья, пригубленное за помин красное вино. Марина никак не могла заставить себя уснуть, потом не могла и не хотела просыпаться, умывать лицо, есть, разговаривать – жить, жить, и лишь изредка виновато чувствовала мимолетную радость – они не одни. На теплом плече тети Зои можно было вдоволь поплакать, слыша произнесенное ласковым шепотом:

      – Большая девочка.

      Зоя Александровна осталась с Алешкой. Марина удивлялась тому, как чутко чужая тетка откликается сквозь расстояния на ее неприятности.

      – С тобой все хорошо? – спрашивала она.

      – Хорошо, – каждый раз отвечала Марина в телефонную трубку.

      – Может, мне приехать? Дня на два, а?

      Потом выяснялось, что тетя Зоя уже взяла билеты туда и обратно, договорившись с соседкой о присмотре за Алешкой. Приезжала с неизменными пирожками, солеными огурчиками; разговаривала с кем-то в деканате и словно руками разводила все Маринкины беды, на поверку оказывавшиеся глупыми и ничтожными.

      Марине становилось стыдно.

      – Не надо было, тетя Зоя. Я бы сама…

      – Большая девочка, – улыбалась Зоя Александровна. – Конечно, сама! Я же просто повидать тебя приезжала. Хотела немножко рядом с тобой побыть.

      Тетя Зоя была рядом на Марининой свадьбе. Она вместе с Марининым мужем Витькой маялась под окнами роддома, когда Марина рожала дочку. Она взяла отпуск на работе, чтобы помочь молодой мамочке. Робко просила:

      – Давай-ка я попробую, – если беспокойная малышка долго не засыпала в очередную бессонную ночь, и благодарная Марина сваливалась без сил. А когда пробуждалась, по квартире плыл чудный запах пирожков, мягких и одновременно хрустящих. Опущенные ресницы щекотал солнечный зайчик, и казалось, что вернулось детство: воскресенье, в школу идти не надо, можно спать долго-долго… Мама жарит пирожки… Какое счастье!

      Марина снова проваливалась в сон, улавливая краешком ускользающего сознания