От мира сего. Рассказы. Из дневников. Гелий Ковалевич

и свое путешествие, хоть и не в радость вышло ей возвращение к щенячьей воле. Живо омчала она тесненький дворик, распугав мелюзгу, и хозяйка насилу сладила с ней – отовсюду грозили:

      – Безобразие! Ну и собаку завела, чертовка!

      Была «чертовка» слаба со вчерашнего сиденья с подружками, печальна, девица не девица – такая хиленькая, что высокие, аж за колени, сапожки на молниях болтались на ногах.

      – Да мы хорошие собаки, мы добрые, правда, Джуленька? – причитала она, целуя морду заснеженную в самые губы.

      Она всякую живность любила. И собаки жили при ней, и ежик, и кошки. Одной ей совсем было невмоготу. И подружкам ее было веселей, когда сходились на горькую бутылочку. Они были под стать друг другу: все одинокие.

      Говорят, собаки похожи на своих хозяев…

      У одной же все пошло не путем с самого начала – из одних рук в другие. Да все дворы тесные, кирпич. Стала она привыкать помалу и к вину: наливали чуть-чуть в чайное блюдечко. Дрема укладывала ее под столом, голова звенела…

      И однажды ей привиделось поле – под долетавшую грустную песенку. Оно было большое, и лес был вдали. Сладко кружилось в глазах: кружились редкие облака в небе, лесочек сквозной шатало… Она чувствовала тоску, счастье.

      Где, когда видела она наяву эти небо и лес, и облака? И что ей было в безлюдном просторе? Грустящему человеческому сердцу нужно, чтобы как птаху в ладонях вынесли и оставили посреди открытого поля. Наплывут быстрые тучки, к грозовой непогоде, будут плакать деревья, будет низко клониться рожь, пылить дорога, и будет ликовать и безотчетно звать и звать кого-то мужественное и слабое сердце человека…

      Прогремела, истаяла весна.

      Каменный двор с детскими качалками, песочницами опустел. Солнце сюда зимой не пускали дома, а летом листва деревьев, которые росли во дворе: в нем всегда было сумеречно.

      Уезжая на юг, к морю, хозяйка отвела собаку в вольер: никто не захотел о ней позаботиться. Простилась с ней, всплакнула.

      Жизнь собаки стала ничем не примечательна. Ее мир еще сузился, вовсе потемнел: закуток, обнесенный серыми досками, опилки, чужой псиный дух… Все было кончено! Стучали дожди по крыше, она спала, вздрагивая, или смотрела сонно на мокрые доски – из угла, сквозь железные прутья. Поле не приходило больше. Только раз скользнуло воспоминание… День сменялся ночью, ночь днем, его слабым светом. И опять ночь…

      Но вот явился к ней человек, это было под вечер, все такой же как бы ненастный, дождливый. Она встала навстречу этому человеку, и оба они вышли за город. Путь им лежал неблизкий, она догадалась! По перелескам, через дороги, через овраги. И она увидела наконец поле – за тихим ручьем, текущим в траве. Тарахтела где-то телега, синие мотыльки складывали крылышки и садились на росу. Птица прошуршала вверху, ее тень, качаясь, поплыла по лунной дорожке… С ликованием она оглянулась на человека. Человек кивнул. Тогда она бросилась в серебряную траву и пропала в ней вместе с крылатой тенью.

1971

      Трава-мурава

      В