Слепая страсть. Наталия Николаевна Антонова

ствовало предположение, что она поехала с ним сама, так как ждала от его величества ребёнка…

      … И вот теперь она обнаружена и доставлена сюда. Однако ребёнка с ней не оказалось.

      Его величество в бешенстве! Он заявил, что не собирается держать её в своём замке против её воли. Если хочет, то пусть уходит, но только после того, как вернёт ребёнка. Его величество считал, что младенец принадлежит ему и только ему. Он желал видеть в нём наследника престола, и хотя его мать отказалась стать законной женой короля, он был намерен объявить ребёнка своим сыном.

      И вот теперь мне предстояло выяснить место нахождения королевского сына.

      Честно говоря, я не понимал ни поступков этой женщины, ни их мотивов.

      Отвергнуть короля – это слишком! Я велел привести её в свой кабинет.

      Я надеялся, что мне вскоре удастся убедить её вернуть младенца его величеству. Это было бы единственно правильным решением, от которого выигрывали все – она получит свободу, король сына, ребёнок блестящее будущее и престол.

      Стук в дверь отвлёк меня от размышлений.

      Я сказал – да, и порог переступила маленькая женщина. Она была смуглой и черноволосой. Её ярко бордовые губы были похожи на спелые ягоды.

      Казалось, что вся её внешность источала летний зной. И только глаза её резко контрастировали со всем остальным. Они были бархатно-серыми… в них лежала печаль подобно тому, как на зеркале лежит многодневный слой пыли.

      Эти бесстрастные глаза казались чужими на смуглом цветущем лице.

      Но может быть, именно этот контраст делал её неотразимой. Её лицо невозможно было забыть. За свои двадцать пять лет я ни разу не видел женщины подобной ей. Звали её – Далинэ.

      Я предложил ей сесть, и она покорно опустилась на стул напротив меня.

      Наши глаза встретились. Её взор вызывал недоумение, В нём не было ни страха, ни смущения… ничего… Далинэ смотрела отрешённо, безучастно, словно всё, что здесь происходило, её не касалось.

      На все просьбы, уговоры и угрозы она не отвечала ни да, ни нет.

      Каждый день происходило одно и то же – я убеждал, требовал, умолял, взывал к её чувствам и разуму, а она смотрела сквозь меня и молчала.

      Поиски младенца продолжались, но не давали никаких результатов.

      Приказ его величества гласил, что с головы этой женщины не должен упасть ни один волос. Видимо, король по-прежнему любил её. Я же не знал, каким образом заставить Далинэ назвать место нахождения младенца.

      Однажды я спросил её – неужели она не хочет обрести свободу и дать счастье своему ребёнку?

      Далинэ посмотрела на меня своим отрешённым взором и сказала, что её свобода никоем образом не зависит ни от желания короля, ни от моих решёток и что она… не знает о каком ребёнке идёт речь.

      Так текли дни за днями. Я перестал донимать её вопросами в надежде, что ей надоест жизнь узницы, и она сама обо всём расскажет, тем более что король больше не проявлял прежнего нетерпения.

      Но со мной стало происходить что-то странное. Страшно даже подумать, но я уже не хотел, чтобы она вернула младенца королю. Ведь именно её отказ давал мне право держать Далинэ в этих стенах.

      Я постоянно думал о ней. Её образ, как наваждение преследовал меня, чем бы я ни занимался, где бы я ни был. Я видел перед собой её губы, её волосы, её смуглую гладкую шею, маленькую родинку в ложбинке.

      Я сходил с ума! И однажды я не выдержал. Задавая свои бесполезные вопросы, я подошёл к ней так близко, что почувствовал волнующий аромат её смуглой кожи. Я наклонился и поцеловал её полные губы. Их пряный вкус окончательно лишил меня рассудка. Далинэ не оттолкнула меня, не попыталась освободиться от моих объятий, становившихся всё более страстными.

      Через несколько мгновений она стала моей…

      Я был безумно счастлив!

      И с жаром стал убеждать Далинэ, что если она отдаст ребёнка королю, то станет свободной, и мы поженимся.

      В ответ она неожиданно громко расхохоталась.

      Её смех отрезвил меня. … Но ненадолго…

      Из королевской тюрьмы я перевёз её в свой роскошный дом. Он был, по-моему, убеждению не менее надёжен, чем решётки тюрьмы, но здесь в моём большом доме, я был в этом уверен, Далинэ не будет чувствовать себя невольницей, её сердце растает и она полюбит меня.

      Я не думал о том, что мой поступок может навлечь на меня гнев короля…

      Я ни о чём не мог думать кроме своей любви к Далинэ.

      Все ночи мы проводили вместе. Моя страсть не знала пресыщения.

      Далинэ по-прежнему оставалась холодной и покорной.

      Я знал, что днём она либо бродит по дому, как неприкаянная тень, либо стоит у окна и смотрит вниз на цветущие деревья, на мягкую зелёную траву газонов, на людей, которые могут свободно передвигаться.

      Всякий раз, заставая её за этим занятием, я надеялся, что она наконец-то захочет избавиться от своей тайны, и я смогу обвенчаться с ней.

      Я почему-то был уверен