Городской триптих. Наталья Ермаковец

уподобит меня полену.

      «Это точно, в постели ты далеко не бревно, а иначе бы дровосеки мечтали о таких лесозаготовках, где материал сам прыгает навстречу топору, изгибается в любых направлениях и вообще принимает немыслимые позы, будто резиновый», – снова влез с невысказанными комментариями Женька.

      – Не хами. Все-таки я твой отец, а не университетская подружка.

      – Извини. Но давай тогда сделаем вид, что этого разговора не было. Просто раз! – и зачистка памяти произведена. Ни к чему резать душу. Я не лягушка, и превращение в царевну мне не грозит. Да и принцы давно перевелись, остались только мальчики-зайчики. Пусть моя личная жизнь, папа, остается тайной за семью замками, как было до этого дня. А кто и почему именно он… Может у меня быть женское «хочу» без объяснения причины?

      – А потом такие же беспричинные слезы в подушку? Тина, Тина…

      «Да-а, не знаете вы своей дочери, Николай Петрович. Что нужно ей от жизни, чем дышит, о чем мечтает? Темный колодец у нее вместо сердца. Там не то, что черти, а вполне приличный плезиозавр поместится. Если б и хотел заглянуть туда – до дна не дотянуться». Возможно, в самом начале и задумывался Женька, зачем он Тине сдался, почему прямиком не пошлет его подальше с этими «трахательными» встречами. А теперь и это было неважно, в душу лезть не хотелось. Давала опустить ладони, чтобы зачерпнуть горсть-другую тепла общения, позволяла в постели все, ну и хватит.

      Стоять в расстегнутой куртке оказалось холодно и неприятно, особенно когда в бок тыкала назойливая ветка с острым концом. Женька потянул ее вниз, и та отозвалась звучным щелчком переломанной палки. Все, пора выходить на сцену и сменить репертуар на что-то менее душещипательное.

      – Где ты был? – По Женькиному лицу заскользили глаза Кристины. Ну один в один прожектора противовоздушной установки, отслеживающие вражеские самолеты у стратегически важных объектов.

      – Телефон забыл в машине.

      Лицо Женьки (он был в этом абсолютно уверен) оставалось безмятежным: зачем после неприятного разговора с отцом волновать подругу еще и тем, что в этой беседе незримо присутствовала третья персона, пусть и незаинтересованная? Проще сделать вид, что сейчас его занимает только деревянная решетка для обуви и налипшие на туфли комки грязи. Когда результат чистки удовлетворил Женьку, он поднял голову и улыбнулся настороженно молчавшему Старовойтову:

      – Спасибо за гостеприимство и вкуснейшую уху. Честно, никогда такой не пробовал.

      – Маше будет приятно.

      – Попрощайтесь, пожалуйста, за меня. Боюсь, что, если вернусь в дом, от стола меня уже не оттащить и самосвалом. До свидания.

      Старовойтов неодобрительно качнул головой, и его пожатие сдавило Женькину кисть стальными клещами. М-да, такой за три секунды уложит, вздумай тягаться с ним в армреслинге!

      Под ногами Женьки хрустел гравий, руку грели пальцы Кристины, а в голове гулял веселый сквозняк, от которого подмывало дико гигикнуть и умчаться по лужайке, расставив руки «самолетиком».