Соболиные сопки. Андрей Андреевич Томилов

добрую деньгу захватить. А кто-то обосновывался основательно, на всю оставшуюся жизнь. И таких было больше. Недаром говорят: север притягивает. Вот и приживался там народ. Начинали рыбачить, охотиться. А рыбалка, да охота в тех местах просто замечательные.

      Я к железной дороге отношения не имел. Я занимался таёжными делами, а если точнее сказать, занимался охотничьим хозяйством. Это и таёжный промысел обитающих там зверей, и промышленный лов рыбы, заготовка грибов, ягод, прочей дикорастущей продукции. Работы хватало, но, надо признать, что работа была интересная, содержательная, увлекательная, хоть и хлопотная.

      А вот друг мой, о котором в этом рассказе пойдёт речь, имел прямое отношение к железной дороге. Он был начальником одной крупной БАМовской станции. Мы с ним и подружились-то, если можно так сказать, на этой почве.

      К нему все идут с какими-то просьбами, тому трактор надо, тому вагоны, третьему ещё что-то. Мне от него ничего не надо было. Ко мне тоже шли, – охота в тех краях популярна до сих пор. А он не охотник. Вот и подружились, ни мне от него ничего не надо, ни ему от меня. Легко и просто. Сблизила нас любовь к рыбалке.

      Конечно, Василий Мартынович, именно так звали моего друга, был много старше меня, но это лишь крепче сближало нас, объединяло в совместных путешествиях.

      На рыбалку ездили, в основном, на выходные дни, проводя время на реке и оставаясь ночевать у костра. Ночевали обычно лишь одну ночь, но ночь эта была волшебная и длилась бесконечно долго, разбавляясь неспешными задушевными разговорами, треском костра, таинственными ночными шорохами под пологом леса, а то и вовсе, неведомыми голосами, прилетающими с гор. Рядом журчала вода, накатываясь на береговые камни, где-то далеко внизу, в кромешной тьме, ревел перекат, распугивая окрестных зверушек. Но перекат не мешал нашим беседам, разговаривать можно было спокойно, не повышая голоса.

      На костре обязательно варили уху. Это совершенно удивительное действо: приготовление пищи на костре, совершенно другое, не похожее на то, когда пищу готовят на плите.

      Василий Мартынович позволял мне лишь почистить картошку, да лук порезать. Остальное всё, особенно приготовление рыбы, он проделывал сам. И это приготовление не было простым, оно действительно напоминало некий священный обряд.

      Почистив рыбу, он бережно складывал крупно нарезанные куски в котёл, стоящий рядом, на камнях и принимался перебирать потроха. Тщательнейшим образом отбирал, выскабливал, промывал каждый рыбий желудок и отправлял туда же, в котёл. Прополаскивал икру, даже самые зачатки, молоки, собирал крохотные кусочки жира, всё оказывалось в котле.

      После придирчивого осмотра нарезанной картошки, отправлял её туда же, в котёл.

      Да, он всегда так варил, и рыбу и картошку вместе, и ни разу рыба не разварилась, не превратилась в кашу. Священнодействие продолжалось, в котёл то и дело добавлялись какие-то новые составляющие, костёр то поправлялся, чтобы добавить жару, то растаскивался по сторонам, дабы дать потомиться вареву.

      Запах от ухи исходил