Угрюм-река. Книга 1. Вячеслав Шишков

Неладно чего-то… Уж очень он яро принялся. Соблазн.

      Марья Кирилловна вынула платок и засморкалась.

      – Знаешь что? – продолжал отец Ипат. – Только ты ни гугу. С глазу на глаз с тобой мы. Жаль мне тебя, Кирилловна.

      – А что же, батюшка?

      – Ведь сам-то, – совсем тихо стал говорить отец Ипат, – сам-то разводиться с тобой хочет. Да ты не сморкайся, погоди… Не плачь, ради Христа… Ну, да это ему не удастся… Врет! Законы на этот счет у нас крутые: «Аще Бог сочетал, человек да не разлучает». А все-таки упреждаю. Ухо востро держи.

      Не старые, совсем еще не старые ноги Марьи Кирилловны – ей всего тридцать шестая осень шла – подгибались по-старушечьи, когда она брела домой от отца Ипата. В душе копилась злоба, но душа ее подобна решету: вся злоба иссякала тут же, вместе со слезами: лишь горе оседало на донышко, капелька по капельке росло, росло.

      Подошла к дому, смотрит: два мужика ведут в крыльцо пьяного Петра Данилыча.

      – Господи, ни свет ни заря! – всплеснула Марья Кирилловна руками.

      – Это со вчерашнего, – улыбаясь рыжей бородищей, пробасил Силантий, растреклятой Анфисы сосед-шабёр.

      – Эх, Петр Данилыч, Петр Данилыч! – укорчиво начала Марья Кирилловна, когда вдвоем осталась с мужем.

      – Ну! Заныла, зубная боль…

      – В доме зеркало треснуло, погляди-ка… Примета самая худая… Прошенька-то наш, Господи…

      – Молчать! – крикнул Петр Данилыч, покачиваясь среди комнаты. – Не в Прошеньке тут дело… Вот ты-то когда сдохнешь, зубная боль, ты-то?

      – А что я тебе, поперек дороги?

      – Да! Прочь с моей дороги! Ух ты! – Он замахнулся грузным стулом под чехлом. Марья Кирилловна выбежала вон, и купец со всего маху пустил стул в зеркало:

      – Нна!! Вот тебе твоя примета!

      И под звон посыпавшихся осколков крикнул:

      – Водки! Огурцов! Эй, Илюха!

      Приказчик, как из-под земли, вынырнул из коридора и, услужливо лебезя пред хозяином, повел его.

      – Ты куда меня, в спальню?

      – Так точно. Потому вам надобен полный покой и отдых, как в благородных, воспитанных домах.

      – Хе-хе-хе!.. Ну, ладно, Илюха… Ты молодец у меня. Ты признаешь во мне полного коммерсанта? А?

      – Господи, с такими-то капиталами?! Как же иначе может быть? Вы в нашем городу были бы без малого первым… Пардон.

      Купец, самодовольно оглаживая бороду и прикрякивая, сел на кровать:

      – Разувай!..

      Приказчик подобрал манжеты и с брезгливой миной, которую он старался скрыть в масленой улыбке, стал стаскивать измазанные свежим навозом сапоги.

      – Ишь ты, кудряш какой! Ты, Илюха, счастливый… Кудрявым, говорят, везет.

      – Вполне ясно, Петр Данилыч… Ужасно мне везет. Пардон.

      – Та-ак. С Покрова еще прибавлю тебе пятерку в месяц. А ежели в мой антирес войдешь, сразу четвертную надбавлю. Министром станешь жить! Понял?

      – Мирси. А в чем же ваш антирес будет состоять?

      Хозяин поднял на него