Жили-были два буржуя. Анатолий Агарков

разуму.

      Самое стройное и грамотное, на его взгляд, объяснение придумали индусы. Поступки, совершенные в одной жизни, влияют на все, что творится в другой. Индус бы ответил Рубахину на его закидон – будешь злоупотреблять этим, в следующей жизни станешь пенисом. А Костя не смог.

      Госпоже Вербицкой, сказали в банке, занездоровилось, и она уехала домой.

      Инночкин позвонил Кларе.

      – Что с тобой?

      – Мой грех! – повинилась она, совершенно не удивившись звонку Константина. – Что-то неважно себя почувствовала и сачканула. Все документы твои готовы – я их с собой забрала. Приедешь? У меня сейчас просто нет сил снова выходить из дома. Как вернулась с работы, пала трупом и думаю – кто бы мне ужин приготовил? Если хочешь, я завтра встану пораньше и к восьми подвезу тебе эти проклятые бумажки, а?

      Последняя фраза была сказана с такой надеждой на то, что слишком рано вставать не придется, что только конченая сволочь могла сказать: «Хорошо, привози утром».

      Инночкин не был сволочью, тем более конченой. Поэтому он ответил:

      – Я сейчас возьму пельменей и спасу тебя от голодной смерти. Или пиццу?

      – Из твоих рук даже яд. Жду.

      Затем Костя отказался от услуг Рубахина – не хотелось пошлости слушать, и поймал такси: свой авто на профилактике в СТО. Подумав о Соломоне Венедиктовиче, поймал себя на мысли о том, что пьяный Рубахин нравится ему гораздо больше трезвого – никакой заносчивости, никакого апломба, никакого негатива в отношениях с окружающими. Напротив – сплошной позитив. Да он и сам на лесть подчиненных «Золотой вы человек, Соломон Венедиктович!» говорил без бахвальства: «Когда выпью – да!»

      – Как ты вовремя! Молодец! – похвалила Клара, открывая дверь.

      В прихожую тут же потянуло запахом свежей выпечки, к которому примешивались ваниль и корица.

      Несмотря на заявленное «нездоровье», Вербицкая была не в халате, как ожидалось, а при полном домашнем параде – кремовая трикотажная блузка, светло-коричневые бриджи с завязками на поясе, легкий, естественный, без ярких красок макияж.

      – Я испекла сметанный кекс с изюмом, – придав голосу заговорщицкий оттенок, словно речь шла о чем-то запретном и оттого еще более желанном, сообщила хозяйка. – Можешь считать, что старалась к твоему приезду. Так что ты просто обязан попробовать.

      – А это куда? – пакет пельменей в руках.

      – В морозилку или домой увезешь.

      Кекс, стоявший посреди стола, уже успел остыть до той кондиции, когда его можно есть.

      – Чай? Кофе?

      – Чай, и покрепче, пожалуйста, – попросил Инночкин.

      Незаметно для себя Костя слопал почти весь кекс. Хозяйке досталось всего два кусочка, но она не была в претензии.

      – Я так радуюсь, когда моя стряпня кому-то нравится, – сказала она. – Иногда накатит: испеку что-нибудь и везу утром на работу, народ угощать. Хлопот на копейку, а удовольствия на миллион.

      – В следующий раз, когда что-нибудь съедобное