Жили-были два буржуя. Анатолий Агарков

следишь? Это похвально. Но ты что-то хотел.

      Инночкин поведал, но по мимолетному недружелюбно-колючему взгляду приятеля понял, что тот не в восторге от просьбы и новости.

      – Ты сомневаешься в моих способностях?

      – Как ты вышел на них?

      – Через Вербицкую. Помнишь, экономику нам читала?

      – А! Ну да – у тебя ведь с ней были шашни. Сейчас ей сколько? Не стара наша Клара для дел интимных? Или, как говорится, когда делу надо, и русалка женщина. Так?

      Вдох-выдох, – приказал себе Инночкин. – Дышим медленно, глубоко и плавно. Прогоняем раздражение.

      Раздражение и не подумало исчезать.

      – Да не напрягайся ты – я шучу. Мне уже говорили: ты ловко устроился – банкиршу попехиваешь и кредиты берешь через это дело. Мо-ло-дец! Мы тут сидим….

      Зачем они там сидят в правительстве области Ксенжик не успел рассказать.

      Сигарета вдруг выпала у Кости из пальцев – неловко дернувшись за ней, он заехал локтем приятелю в солнечное сплетение. Разумеется, совершенно случайно.

      Ксенжик согнулся и пал на колени, выпучив глаза и, как рыба, ловя воздух ртом. Наконец, зачерпнув пригоршню в легкие, промычал что-то нечленораздельное.

      – Блин, сигарета чертова! Извини, получилось так. Ты в порядке?

      – Ну, ты идиот! Голова кружится. Похоже на сотрясение мозгов.

      – Откуда они у тебя? Скорую вызвать? Нет? Ну, тогда я пошел. Будь здоров!

      Машина Рубахина стояла на прежнем месте.

      – За что ты ему?

      – Ты следишь за мной?

      – Ну что ты, Костян! Хотел посмотреть, с кем ты в Белом Доме дружбанишь.

      – Да уж, дружба – козла с идиотом.

      – Простите, вы-то кто будете? – с невинным видом осведомился Рубахин.

      – Идиот, раскатавший губы.

      – А мое такое убеждение – не пристало финдиректору «Рубина» обращаться с просьбами к разной шушере. Твой приятель здесь должностью что-то вроде старшего полового, а гонору – я те дам! Ты, Костян, ко мне обращайся. Али мы не буржуи? Сегодня, между прочим, приглашен в компашку, в которой, по слухам, сам областной «папа» будет. Разговор затеется, о чем попросить?

      Инночкин уважал людей, следующих своим убеждениям – хоть и не было настроения трепаться, сел в машину к Рубахину.

      – Так что же вы с друганом-то не поделили? – Соломон Венедиктович решил, что вопрос уместен.

      И Костя ответил:

      – Плохим пацанам свойственно бить хороших мальчиков, которых родители ставят в пример. Синдром отрицания.

      – Это по-нашенски. Вот если б ты еще пить научился, цены тебе не было. Римляне говорили: «In vino veritas», – блеснул эрудицией Рубахин. – Истина в вине! А ты морду воротишь…

      – Ищу смысл трезвой жизни, – ответил Костя. – Ты его случайно не видел?

      – В моей жизни никогда не было такого смысла, – признался Рубахин, выруливая на дорогу. – Я его и не искал никогда. Тебя домой?

      В полдень следующего дня позвонила Вербицкая:

      – Поздравляю! У тебя появился