Времени холст. Избранное. Евгений Лукин

белую вьюгу любовь стяжает полсвета.

      И ты не знаешь, создатель азбуки улиц,

      Чем приглянулись заморцам с дальнего брега

      Русская Греция, лед, гранит, ветродуи?

      Здесь поцелуи нежнее первого снега.

      С елизаветинских кружев этот морозец —

      Чересполосица сна, тумана и блесток.

      И, оставляя следы на россыпи вьюжной,

      Отсвет жемчужный уходит за перекресток.

      1995

      Видение грозы над Михайловским замком

      Гроза, византийская змейка,

      Зеленая молния камня,

      Скользящая между деревьев

      По мраморной лестнице замка,

      А в темном Михайловском замке

      У светоначальной иконы

      Пылает слеза восковая

      И спит на полу император,

      Укрытый медвежьей ровдугой,

      Под шорох ночного дождя.

      И снится всю ночь государю,

      Как пунш голубой пламенеет

      И жгут янычары присягу:

      Идет всеоружие бесов,

      Идет всеоружие бесов,

      Идет всеоружие бесов

      На розовую Византию!

      Но варварам призрачный всадник

      Один выезжает навстречу:

      Бог знает, кто здесь победит!

      Волшебным резцом заключенный

      В блистающем сумраке меди,

      Он звонким конем управляет,

      Он едет на верную славу

      К распахнутым настежь столетьям,

      Где синий Азов и Полтава,

      Стрельцы, ледяная царевна,

      А главное – на море город,

      Низринутый осью железной

      Однажды с полночных небес.

      И вот над пустым Петербургом

      Забрезжили павшие звезды,

      Истлевшие стяги восстали,

      Взошли прошлогодние травы

      Из тьмы летописной брусчатки,

      А мертвая птица-синица

      Зажгла вечный пламень на небе,

      Где шла непрестанная битва:

      За правнука ратовал прадед,

      За сына сражался отец!

      А тех, кто бежал или предал,

      Топили в Лебяжьей канавке

      И сверху землей засыпали:

      Ни памятника, ни надгробья.

      Едва ли они заслужили

      Последнего доброго слова

      В предутреннем сне государя,

      Когда византийская змейка,

      Сверкнув над Михайловским замком,

      В моем отразилась окне.

      2000

      Эсквилинские птицы

      К Горацию

      Эсквилинские птицы кричат на соседних кладбищах,

      Будто кто-то могилами ходит с порожней сумою —

      То ли русское, то ли еврейское золото ищет…

      Синий дом, где живу я, стоит над рекою Сестрою.

      За окном разверзается сад, изумрудятся тени:

      Преставление света – ольха вперемешку с осиной.

      Если выпить, Гораций, еще по глотку романеи —

      Голубая форель загнездится на ветви затинной.

      Восходящая в мыслях луна озарит наводненье,

      Желтый Тибр заплещется возле железной калитки,

      А в