Ко времени моих слёз. Василий Головачев

летики из тетрадных листов, кораблики из сосновой коры. В четыре года они получались не ахти какой красоты и изящества, но в глазах мальчика кораблики казались настоящими морскими посудинами, пиратскими клиперами, шхунами знаменитых путешественников, и он, наблюдая за «флотом», плывущим по «просторам морей и океанов» – по гигантской луже напротив дома, просыхающей только летом, грезил с открытыми глазами, представляя себя великим первооткрывателем стран и островов, капитаном собственного корабля.

      – Собирайся, мечтатель, – погладила его по светлой головке бабушка, – в церковь пойдем.

      – Зачем?

      – Крестить тебя будем.

      – А дед пойдет с нами?

      Бабушка и мама переглянулись.

      – Он уехал… позже подойдет.

      – Тогда я его подожду.

      Мама нахмурилась:

      – Арсений, не упрямься, все равно идти придется.

      – Не пойду!

      – А я сказала…

      – Погоди, Надя, – мягко остановила ее бабушка, – не начинай с утра кобызиться, он и так согласится.

      – Не пойду! – упрямо свел брови Арсений.

      – Дело в том, что мы все крещеные, а теперь вот и твоя очередь подошла. Да и в церкви ты еще не был, алтаря не видел, иконостаса. Там красиво, свечи горят, люди молятся, тебе понравится.

      Мальчик дотронулся пальцем до подбородка – так делал дед Терентий Митрофанович, помолчал, подозрительно посмотрел на бабушку:

      – Дед точно придет?

      – Не сомневайся.

      – Тогда ладно. Только я посмотрю, и все.

      – Беги, надевай шаровары и курточку новую.

      Мальчик убежал в спальню переодеваться.

      – Совсем от рук отобьется без отца, – вздохнула мать, проводив его глазами. – Четыре года, а он уже не слушается.

      – Не возводи напраслину на парнишку, – возразила бабушка. – Арсик хороший мальчик, светлый. Вишь, какие лодки соорудил? Загляденье. Головка у него работает, смекает, из него добрый человек вырастет, Терентий правду ведает.

      – Дай-то Бог. Кум-то где с кумой?

      – К церкви придут, как договаривались.

      Разговор прервался.

      Женщины принялись собираться в церковь, одели мальчика, и скоро все трое направились к церковке на краю поселка, поставленной еще в прошлом веке пришлым на муромскую землю монахом Амвросием. Церковка сохранилась хорошо, хотя была деревянной, и имела приличный приход, так как батюшка славился добротой и охотно помогал страждущим и неимущим. Но дед Арсика Терентий Митрофанович чтил древних русских богов Сварога и Перуна и в церковь, в отличие от женщин, не ходил. Хотя и не препятствовал другим, полагая, что у каждого свободного человека должна быть своя вера, подвигающая его на справедливые поступки.

      Апрель в сердце русских равнин выдался теплым, снег потаял дружно и быстро. Однако в этот субботний день погода испортилась, небо заволокло свинцовыми тучами, и где-то уже прогромыхивал гром. Находила первая в этом году весенняя гроза. Капли дождя упали на землю, когда семья Гольцовых вошла в церковь.

      Их встретил сам батюшка Мефодий, погладил Арсика по головке, прогудел в бороду:

      – Что съежилось, чадо испуганное? Не бойся, ничего дурного с тобой не сделают, станешь рабом Божьим, молитвам научишься, будешь добро творить. – Мефодий посмотрел на бабушку с укоризной. – Давно надо было покрестить мальчонку, провести путём истинным, отчего не приходили?

      – Дак дед его не соглашался, – растерялась бабушка. – Не уговорить было. Вот и выросли мы.

      – Ладно, Анна Трофимовна, все сладим, одесную стань, начнем, пожалуй. Снимите с него обувку, поясок. Где кумовья?

      – Здесь, – подошел к семье Гольцовых племянник мамы Арсения Кузьма и его жена Светлана: обоим исполнилось по двадцать два года, но детей у них еще не было, и они согласились участвовать в крещении Арсения.

      Служка принес свечи. Мать и бабушка зажгли их, одну протянули Арсению, озиравшемуся по сторонам. Лики святых на иконах, сверкающая позолота иконостаса и риз, горящие свечи, таинственная темнота по углам церкви произвели на мальчика довольно сильное впечатление. С одной стороны, эта атмосфера ему нравилась, с другой – хотелось побыстрее сбежать отсюда, так как в душу начал закрадываться страх. Процедура крещения еще не началась, однако ничего хорошего не сулила.

      – Купель, – кивнул батюшка дьякону.

      Принесли посудину с прозрачной водой, похожую на таз.

      – Подведите отрока, – сказал батюшка.

      Кузьма и Светлана взяли Арсения за руки, подвели к алтарю. Батюшка повернул Арсика к востоку, трижды подул ему в лицо, трижды наложил крестное знамение на лоб и на грудь, положил руку на голову и начал нараспев читать молитву:

      – Господу помоли-и-имся… О имени Твоям, Господи Боже Истинный, и Единароднаго Твояго Сына, и Святаго Твояго Духа, возлагаю руцу мою на раба Твояго Арсения, сподобльшагося прибегнути ко Святому Имени Твояму, и под кровом крил Твоих сохранитися…

      И