Похороны куклы. Кейт Хэмер

было начала, что не рассказывала Барбаре про визгливый смех Сандры, пузырившийся во тьме. Она, наверное, сама догадалась, а теперь Мик решил, что это я ей их выдала.

      – Она сто лет как знает, – сказала я, вспоминая ее выставленные вилкой пальцы.

      – Ну да. – Он переступил с ноги на ногу и поспешно добавил: – Можно подумать, есть о чем знать. Ты даже полицейскому врала. Полицейскому – врала. Все задокументировано. Я видел. Будет храниться в архиве. Вечно будет храниться, так что не думай, что тебе это сойдет с рук. Это доказательство.

      Он сжимал и разжимал кулаки, висевшие у пояса, накачивал их. Пряжка его ремня поблескивала в свете, падавшем из задней двери.

      Меня затрясло от долгого мелкого озноба.

      – Я Барбаре ничего не говорила, – повторила я; мой голос прозвучал высоко и фальшиво. – Она сама догадалась, да? Поэтому ты так себя и ведешь. На мне срываешься.

      Он откинул голову.

      – Вранье, Руби. Тебе медаль выдать за вранье?

      Тут я вспомнила, что утром видела в коридоре Сандру. Она шла с мальчиком из шестого класса. На лице у него была нарисована густая темная щетина. Сандра мелко облизывала губы, выкрашенные перламутровой помадой.

      Мик их тоже видел.

      – Оставь меня в покое.

      Голос мой прозвучал резко и высоко.

      – Вот как? Оставить? В покое тебя оставить?

      Его рука поднялась и легко коснулась пряжки ремня. Уже высыпали другие звезды, словно первая сказала им: идите, гляньте – Руби сейчас опять отлупят. Из шлевок ремня со свистящим звуком потянулась кожа.

      Я окаменела от страха. Сквозь меня, сотрясаясь, полетел басовитый темный ветер, тот самый северный ветер. Я вскинула голову.

      – Ты меня больше не тронешь, долбаный ты урод.

      Он щелкнул ремнем и занес его, как черную змею.

      Ветер пронесся по высокой траве, повалив ее верхушки. Мои мышцы налились силой. В руках у меня оказалась доска, та, что годами стояла, прислоненная к забору, я ощущала ладонями ее занозистую тяжесть. Ремень пролетел мимо, но я почувствовала на лице его дыхание, услышала его свист.

      – Руби, ты что делаешь? Руби…

      Доска крутанулась в воздухе и ударила его сбоку по голове. Раздался треск, голова Мика мотнулась. На мгновение мне показалось, что она отвалится. Что мне тогда с ней делать, запаниковала я, зарыть в лесу? Но его силуэт оставался на месте еще несколько долгих секунд. Потом он сложился вбок, и послышался тяжелый стук, словно мешок с кровью упал на землю.

      Перед домами, моргнув, зажглись оранжевым немногочисленные фонари. Я, тяжело дыша, наклонилась. В темноте лужа под головой Мика выглядела черной и блестящей, будто он был машиной, из которой вытекало масло. Слабо светился белок глаза. Я не выпускала доску на случай, если Мик окажется в сознании и бросится на меня со злобным воем, но он лежал неподвижно, только один глаз был немного приоткрыт. Носком ботинка я потыкала Мика, и его обмякшее тело качнулось. Он был тяжелый, мне пришлось изо всех сил толкать его ногой. Я перевернула его на спину и увидела, что его лицо с одной