Нарушители равновесия. Андрей Валентинов

овно пытаясь разглядеть тех, кто посмел нарушить ночной покой старого заброшенного святилища. Но даже более зоркие глаза едва ли могли помочь – пришедшие в это недоброе место старались держаться подальше от огня. Да и сам костер горел странно – ровно, без обычного треска сучьев. Поздние гости сидели на поляне уже не первый час, но никто не думал подбрасывать дрова, хотя старого хвороста было хоть отбавляй – костров здесь не разводили уже много лет. Но огонь все же горел – высоко, невозмутимо, и время от времени сквозь красноватое пламя прорывались темные малиновые языки.

      Разговор стих, гости сидели молча, не двигаясь. Лица и одежду скрывала темнота. Можно было лишь догадаться, что на обоих надеты плащи – почти одинаковые, темные, только у одного из гостей на голову наброшен капюшон, закрывавший лицо. Тот, кто был без капюшона, казался моложе, хотя и ему уже явно перевалило за пятый десяток. Впрочем, годы не тронули гордую осанку, сильный разворот плеч – казалось, человек сидит на троне, а не на обычном полусгнившем бревне. Его сосед, напротив, слегка сутулился, а его узкие длинные руки явно не находили себе места, то падая на колени, то сцепляясь на груди. Впрочем, в остальном и он выглядел абсолютно спокойным, хотя очень немногие могли чувствовать себя в покое рядом с его широкоплечим спутником.

      Внезапно ночную тишину, нарушаемую только далеким уханьем филина, которому тоже не спалось в эту ночь, прорезал резкий злой вой. Зашелестели кусты осторожный ночной житель предпочел спастить бегством в поисках более безопасного укрывища. Даже филин умолк, решив переждать опасную минуту. Вой повторился – кто-то, кому было тоже не до сна, подошел совсем близко.

      – Волк? – лениво, словно нехотя, поинтересовался тот, кто был помоложе.

      Его спутник не ответил, голова укрытая капюшоном смотрела куда-то в сторону. Снова вой – теперь совсем рядом. Тень, еще более черная чем затопившая лес темнота, стала медленно проступать на дальнем краю поляны.

      – Не волк, – голосом, в котором проснулось любопытство, констатировал широкоплечий, – кажется, что-то похуже.

      – Похуже, – нехотя, причем без малейшего интереса, отозвался его молчаливый сосед. – Их в этом году много…

      Разговор прервался. То, что стояло на краю поляны, время от времени посвечивая зелеными огоньками глаз, похоже, совершенно перестало интересовать ночных гостей.

      – Ты хотел меня видеть, Патар, – вновь заговорил широкоплечий. Теперь тон был другим – властным и даже суровым.

      – Да, – все так же нехотя отозвался его спутник, – хотел, Светлый…

      Послышался смех – негромкий, почти злой.

      – Не прошло и двадцати пяти лет, о Великий Патар!

      – Двадцать два, о Светлый Кей, – столь же равнодушно откликнулся Патар, – Это небольшой срок…

      Вновь послышался смех, хотя тому, кого назвали Светлым, было явно не до веселья.

      – Совсем маленький! Что за срок для двух друзей, которые…

      Он не договорил. Широкая ладонь резким движением разрубила воздух.

      – У Великого Патара, Отца рахманов, не бывает друзей, – тихо и печально ответил его собеседник. – Как не может быть друзей у Светлого Кея. У одного есть ученики, у другого – слуги. Друзья могли быть у Ждана Бродяги и у полусотника Мезанмира. Помнишь, я говорил тебе. Ты, кажется, не верил…

      Черная тень на краю поляны нерешительно шевельнулась, зеленые глаза блеснули, но пришлец не спешил нападать. Странные люди, сидевшие у странного костра, вызывали опаску.

      – Да, не верил, – вздохнул широкоплечий. – Мне казалось, что друзья остаются друзьями. И тот, кто волок одного бестолкового дурака с огрской стрелой в горле по горящей степи, не забудет этого…

      – Я не забыл, – темный капюшон еле заметно качнулся. – Я ничего не забыл, Светлый. Не забыл, как бестолковый дурак отбил другого, не менее бестолкового, у слуг собственного отца, хотя отец его был Светлым Кеем. Мы оба ничего не забыли, Светлый. В Ирии будет время вспомнить…

      – В Ирии! – ладонь, привыкшая сжимать тяжелую рукоять франкского двуручника, вновь взметнулась вверх. – Ну, знаешь, я еще подожду! Ты мне был нужен здесь! Рядом! Понимаешь? Вспомни, я хотел видеть тебя, когда огры шли на Савмат, а у меня почти не оставалось воинов. Я думал, ты поможешь…

      – Но ведь ты разбил огров, – невозмутимо отозвался Патар.

      – Я хотел видеть тебя, когда Змеи стали нападать на столицу. Разве не ты должен был помочь?

      – Но ведь Змеи больше не нападают…

      Светлый хотел сказать что-то еще, но передумал. Крепкая ладонь взметнулась и с размаху впечалась в старую сухую кору бревна.

      – Рахманы не служат Кеям, – спокойно и неторопливо заговорил Патар. – Они никому не служат. Мы – не чаклуны в твоем дворце. А если огры все-таки разбиты, Змеи не могут пересечь Серые Холмы, а прошлогодняя Черная Хворь кончилась у твоих границ, Светлый, то это уже мое дело…

      Снова смех – горький, невеселый.

      – Значит, твое дело? Эх, Ждан…

      – Меня называют Патаром, – невозмутимо отозвался