Сицилиец. Марио Пьюзо

безотказно.

      Майклу казалось странным, что на таком малом расстоянии от большого города местность выглядела столь дикой и первозданной. Они проезжали мимо маленьких деревенек, где дома, сложенные из камня, опасно балансировали на крутых склонах. Склоны эти были тщательно возделаны и превращены в узкие поля на террасах, где аккуратными рядами росли зеленые остроконечные растения. Небольшие холмы были усыпаны бесчисленными огромными белыми валунами, наполовину погребенными среди мха и бамбука; издали они казались огромными кладбищами без надгробных скульптур.

      Вдоль дороги на некотором расстоянии друг от друга встречались часовенки – деревянные ящики, запертые на висячий замок, а внутри – статуи Девы Марии или какого-то святого. У одной из таких часовенок Майкл увидел женщину на коленях – она молилась, а муж сидел в тележке, запряженной ослом, и тянул из бутылки вино.

      Стефан Андолини дотронулся рукой до плеча Майкла и сказал:

      – Мне приятно видеть тебя, мой дорогой брат. Ты знаешь, что семья Гильяно доводится нам родственниками?

      Майкл был уверен, что это ложь, – что-то в лисьей ухмылке рыжего говорило об этом.

      – Нет, – ответил он. – Я знаю лишь, что родители Гильяно работали у моего отца в Америке.

      – Как и я, – сказал Андолини. – Мы помогали строить твоему отцу дом на Лонг-Айленде. Старик Гильяно был замечательным каменщиком, и, хотя твой отец предлагал ему участвовать в деле, связанном с оливковым маслом, тот остался при своей профессии. Он работал, как негр, восемнадцать лет и копил, как еврей. Затем он вернулся на Сицилию, чтобы жить, как англичанин. Однако война и Муссолини превратили его лиры в ничто, и теперь у него лишь дом и маленький кусок земли. Он проклинает тот день, когда уехал из Америки. Они думали, что их мальчик вырастет и станет принцем, а он стал разбойником.

      «Фиат» поднимал тучу пыли; заросли диких груш и бамбука вдоль дороги казались призраками, гроздья груш походили на опущенные руки. В долинах виднелись оливковые рощи и виноградники. Внезапно Андолини спросил:

      – Ты действительно думаешь, что поможешь ему бежать?

      – Не знаю, – сказал Майкл. – После обеда с инспектором и доном Кроче я не знаю, что есть что. Хотят ли они, чтобы я помог? Отец говорил, что все сделает дон Кроче. Он ни разу не упоминал об инспекторе.

      Андолини откинул назад редеющие волосы. Бессознательно нажал на педаль газа, и «Фиат» рванулся вперед.

      – Гильяно и дон Кроче теперь враги, – сказал он. – Но мы разработали план без участия дона Кроче. Тури и его родители рассчитывают на тебя. Они знают, что твой отец никогда не обманывал друга.

      – А на чьей ты стороне? – спросил Майкл.

      Андолини вздохнул.

      – Я сражался за Гильяно, – сказал он. – Мы были товарищами на протяжении последних пяти лет, а до того он спас мне жизнь. Но я живу на Сицилии и не могу игнорировать дона Кроче. Я хожу по натянутому канату между ними, но я никогда не предам Гильяно.

      Что за чертовщину он несет, подумал