Дети Ржавчины. Михаил Тырин

на них. Я вдруг понял, что у девочки не лицо, а маска. У ребенка не может быть таких равнодушных глаз, это противоречит всем законам природы.

      – Дяденька, – спокойно сказала она, – а вы скоро умрете.

      Гришаня вскочил как ошпаренный, но быстро взял себя в руки. Вернувшись к нам, он что-то проворчал себе под нос, потом сказал:

      – Черт ее знает, что за девчонка. Ничего не понимаю.

      И тут меня осенило.

      – Петя! Ты сколько ночью анальгина принял?

      – Ну... Сначала две таблетки. Потом еще одну утром. А при чем тут?.. Ах, черт! – он схватился за голову.

      – Вот именно, Петя, – мне оставалось только похлопать его по плечу. – Либо анальгин, либо препарат. Несовместимые продукты, знаешь ли.

      Мы беспомощно смотрели друг на друга. Пожалуй, даже испуганно. Ни в моей, ни в Петькиной практике не было такого, чтобы экспедиции целенаправленно мешало что-то необъяснимое. Вернее, необъясненное. Не болезнь, не погода, не поломка в машине, а одно лишь его величество Нечто. Мы были просто обескуражены. Несмотря даже на то, что вся наша служба состояла из ежедневных напоминаний – «бойтесь, опасайтесь, будьте настороже».

      Глядя на нас, пугался и Гришаня. Он вообще до сего дня воспринимал свою работу на Ведомство как приятную и увлекательную игру для взрослых. Мол, бегают люди, что-то ищут, что-то находят – романтика! По правде сказать, и его способности еще ни разу ни в одном деле всерьез ничего не решили. Внештатников обычно использовали как второстепенную вспомогательную силу, не более того.

      – Ну и что мне делать? – медленно проговорил Петя. – Обратно возвращаться?

      – Думай сам. Как ты себя чувствуешь, так и поступай. Если не уверен – тогда, конечно, домой, на базу.

      Петя ненадолго задумался.

      – Нет, – он помотал головой. – Едем дальше. Только за руль больше не сяду. И еще – повторю дозу препарата.

      – Это не очень-то полезно для здоровья, – заметил я.

      – Ничего, переживу, – он пренебрежительно поморщился и забрал у Гришани аптечку.

      Девочка уже утратила к нам интерес и опять занялась размножением земляных пирамидок. Однако, заметив, что я завожу машину, послушно отошла к обочине.

      Машина тронулась с места. Я украдкой поглядывал на Петра – не начнется ли у него новый приступ.

      И не угадал. Приступ начался у меня.

      Это произошло внезапно. Иногда человека посещают необъяснимые мрачные предчувствия. Словно кто-то изнутри говорит ему: не садись в эту машину. Или: не уезжай сегодня в командировку. Это всегда угнетает, даже если человек не суеверный.

      Вот такое же ощущение, только возведенное в степень мании, навалилось сейчас и на меня. Я почувствовал, что мне нельзя переезжать заграждение из детских пирамидок. Что там, за ними, – неизвестность, мрак, холод, власть чужих, несчастья, болезни – все худшее, что бывает в мире.

      Нечто не хотело пускать меня в свой мир.

      Но у меня было преимущество перед Петром. Я был готов к подобному повороту, и я не нейтрализовал препарат анальгином.

      Меня бросало то в жар, то