Лоуренс Аравийский. Томас Лоуренс

согласился, чтобы «Гардинг» на одну ночь сделал остановку в Шерм-Хаббане и выгрузил для нас на берег двадцать бочек воды. Так и решили.

      Для атаки на Ваджх мы предложили Бойлю высадить десант из нескольких сот людей племен гарб и джухейна к северу от города, где у турок не было постов, чтобы помешать высадке, и откуда лучше всего было обойти Ваджх и его гавань.

      У Бойля было, по крайней мере, шесть судов с пятьюдесятью орудиями, чтобы отвлечь внимание турок, и один гидроаэроплан, чтобы управлять артиллерией. Мы предполагали прибыть к Абу Зерейбату 20 января, к Хаббану 22-го, чтобы запастись водой, доставленной туда «Гардингом», а на рассвете 23-го десант должен был быть высажен на берег, и к этому же времени наши кавалерийские отряды отрезали бы все пути к бегству из города.

      Известия из Рабега были утешительны, а турки не делали никаких попыток воспользоваться незащищенностью Янбу. Тут были наши уязвимые места, и когда радио Бойля успокоило нас относительно них, мы чрезвычайно воспряли духом. Абдулла уж почти достиг Аиса, мы были на полпути к Ваджху – инициатива уже перешла к арабам. Я настолько обрадовался, что на минуту потерял самообладание, с торжеством заявив, что через год мы будем стучаться в ворота Дамаска. Но собеседники умерили мои восторги, и моя вера угасла – хотя это не было несбыточной мечтой уже потому, что пять месяцев спустя я был в Дамаске, а через год я де-факто являлся его правителем.

      Армия в Бир-эль-Вахейда исчислялась в пять тысяч сто верховых на верблюдах и пять тысяч триста пехотинцев, с четырьмя крупповскими горными пушками и десятью пулеметами, а для транспорта у нас было триста восемьдесят вьючных верблюдов.

      Наше выступление было назначено на 18 января после полудня, и пунктуально в этот час работа Фейсала была закончена. После завтрака палатка была сложена. Литаврщик ударил несколько раз в литавры, и все замерло. Мы наблюдали за Фейсалом. Он поднялся с ковра, на котором давал последние указания Абд эль-Кериму, взялся за седло и громко сказал:

      – Уповайте на Аллаха!

      Затем он сел на своего верблюда.

      Когда он двинулся вперед, мы вскочили на верблюдов, и все скопище одновременно пришло в движение.

      Наш путь в этот день был легок, так как он шел через крепкие песчаные скаты и длинные, отлого подымающиеся валы дюн. Когда мы выехали на широкую равнину, слева легким галопом подъехали двое всадников, чтобы приветствовать Фейсала. Я узнал одного. Это был грязный, старый, с гноящимися глазами, ишан Мохаммед-Али эль-Бейдави, эмир племени джухейна. Второй казался мне незнакомым. Когда он приблизился, я заметил, что на нем – мундир цвета хаки, поверх которого накинут плащ, чтобы скрыть его. Он поднял голову, и я увидал красное шелушащееся лицо Ньюкомба, с зоркими глазами и энергичным ртом. Он прибыл в тот же день утром и, услыхав, что мы только что выступили в путь, захватил лучшего коня и поскакал за нами. Я предложил ему своего запасного верблюда и поспешил представить его Фейсалу, с которым он поздоровался, как со старым школьным товарищем,