Знакомые истории. Сергей К. Данилов

что руки их не желали отпускать меня и после того, как свет зажигался, когда все, шумно хлопая сидениями, вскакивали, торопясь покинуть зал до того, как на выходе возникнет толчея. Они не спихивали сонного ребенка с колен на пол, как обычно делал дядя Жо, не поднимали за шкирку, ставя в проход. Напротив, смотрели на дядю, отрывающего меня от них возмущенно, как невольницы на жестокого работорговца-разлучника. Да, они расставались со мной с явной неохотой, я видел это. Мои девушки впоследствии никогда не звонили дяде Жо, хотя, в конце концов, не их же руку он забирал на целый сеанс.

      Заглядываю в слезящийся глаз старика, похлопываю его с родственной теплотой, благодарностью и грустью. Милый, добрый дядюшка Жо, он не получал и десятой доли тех удовольствий, что дарили мне блаженные сны! Ну подержит за руку сеанс, ну созвонятся потом, прогуляются вечером и, как правило, на этом сюжет оканчивается, то есть начинается следующий. Объявляется новый поход в кино. «Жо – ветреник!», – делали вывод обиженные девушки, да и родня, с течением времени, была вынуждена с ними согласиться. Но неправы, ох, как неправы все они были! Не понимали, глупенькие, что у человека может быть заветная мечта, к которой он стремится будто неустрашимый парусник к горизонту.

      Говоря так, я вовсе не оправдываю Жо. Увы, с мужчинами сплошь и рядом случается подобное. Живет он год с той мечтой в голове, два, десять, жениться все недосуг, да и не укладывается в грандиозные планы женитьба, а потом, глядь, и на пенсии оказался с красной рожей, лысый, и на улицу боится выйти, чтобы стариковская кожа не треснула по швам от благодарной улыбки на морозе, когда поднимут добрые люди после падения на скользком месте, шапку отряхнут и обратно на лысину нахлобучат. И все. Таков удел наших мечтателей.

      А по молодости был очень хорош. Тетушка и сейчас нет-нет, да перелистывая альбом, воскликнет чувственным голосом: «Господи, неужели это ты?». Конечно же нет, не вполне, чтобы Господи, но где-то рядом, по образу и подобию. Я налил дяде, тете, себе и предложил выпить за мечту. Жо тотчас кивнул, опрокинул рюмку, посмотрел вдаль, вернул взгляд на меня, понюхал кусочек хлеба и нахмурился, хотя я в отличие от него уже в раннем детстве прекрасно понимал, что все девушки хороши без исключения, и глупо манкировать ими, как делают некоторые. Помнится, в один момент у меня вдруг сложилось впечатление, что дядя Жо эксплуатирует мои внешние данные в своих личных интересах. Я даже сердился на него некоторое время, право. Слава богу, по мере того, как извилины начали укладываться в верном направлении, применяя новые для себя правила логики, не без горечи осознал, что это не вполне так.

      Ведь гулял я не только с Жо. По выходным дням родители брали меня за руки, и вели куда-нибудь в кукольный театр, или на детский кинофильм, и хотя кругом девушек было тоже пруд – пруди, ни одна самая развеселая хохотушка даже не вздумала объявить подружке: «Смотри, какие глазищи!».