Секрет двух полюсов. Владимир Михановский

ебятишкам по одному присоединились взрослые, но и они не могли разгадать суть происходящего, а он по прежнему безмолвствовал.

      Он закончил свое дело уже ближе к вечеру. Пососал палец, который поранил, когда разрезал пластик. Затем, отойдя на два шага, обошел «безан», любуясь делом рук своих, сел за руль и отогнал машину в подземный гараж, где одна ячейка по решению компании принадлежала ему.

* * *

      Детство свое, проведенное в доме Ньюморов, Линда Лоун вспоминала, словно длинный кошмарный сон. Кончившийся наконец, такой сон оставляет надолго тягостное чувство, хотя неприятные события подчас чередуются в нем с чем-то светлым, радостным, пусть и не поддающимся точному определению. Может быть, именно в этом чередовании притягательная власть снов?

      Мать Ньюмора, впрочем, относилась к ней хорошо. Да и Ньюмор-старший, в редкие свои прилеты из дальнего космоса, не делал никакого различия между нею и сыном.

      И все-таки детство оставило в душе глубокую ссадину, которая не проходила с годами. Причиной тому был Ньюмор-младший, которого в семье звали Ньюм.

      Как только девочка после катастрофы, постигшей их семью, поселилась в богатом доме Ньюморов, их весьма дальних родственников, мальчишка стал для нее злым гением. Она часто плакала из-за него втихомолку, хотя Ньюм никогда не таскал ее за рыжие косички и вообще не занимался рукоприкладством. Но как-то так у него выходило, что в любой детской шалости, в ненароком разбитой чашке саксонского фарфора, в сломанной розе на клумбе, в воде, налитой в шляпы гостей, оставленные в гардеробной, – во всем этом была виновата Линда.

      Взять хоть ту же злополучную чашку. Хотя уже столько лет прошло, впечатления детства были живы в памяти Линды, и она готова была «прокручивать» их до бесконечности. Особенно тот эпизод, врезавшийся как заноза.

      …Они вдвоем играли в саду, потом вернулись в дом, и Ньюм стал показывать ей, как матросы танцуют джигу. У него танец получался хорошо, он вообще с детства был талантлив, и репетиторы в один голос прочили ему блестящее будущее, особенно в точных науках.

      – Теперь ты! – сказал он и, взяв Линду за руку, вывел ее на середину комнаты.

      Поначалу дело не клеилось.

      – Прыгай, прыгай повыше! – покрикивал Ньюмор, входя в роль учителя танцев и увлекаясь ею, как и всем, за что он брался. – Так, а теперь хлопок и прыжок в сторону.

      Когда девочка подпрыгнула, исполняя рискованное па, Ньюмор, направляя, подтолкнул ее. Паркет был скользок как лед, и она, не удержавшись, упала, задев эту чертову тумбочку…

      На грохот в комнату вошла мать Ньюмора. Несколько секунд она молчала, оценивая ситуацию.

      Линда и Ньюмор стояли рядом, потупив глаза.

      Мать Ньюмора нарушила молчание:

      – Опять подрались?

      Мальчик покачал головой.

      Женщина перевела испытующий взгляд на Линду:

      – Это ты сделала?

      – Я… – прошептала Линда.

      Мать Ньюмора с сожалением посмотрела на осколки фарфора, усеявшие пол.

      – Этой чашке, девочка, было четыреста лет… – вздохнула она. – Расскажи, как это случилось?

      – Я танцевала, мама… Вернее, училась танцевать джигу… А пол скользкий… – начала пояснять Линда и, не договорив, умолкла: она сама почувствовала, что ее слова звучат неубедительно, падают в пустоту.

      Мать покачала головой.

      – Линда права, пол скользкий, как каток, – неожиданно вступился за нее Ньюм. В доказательство своих слов он разбежался и проехался на ногах до самого окна.

      – Трудный ребенок, – сказала мать, неизвестно кого имея в виду.

      Ньюм, облокотившись, уставился в окно, словно все происходящее перестало его касаться.

      Наконец, произнеся еще несколько приличествующих случаю сентенций, мать Ньюмора удалилась, чтобы отдать Робу приказание вымести из комнаты осколки.

      Когда дверь закрылась, Линда с облегчением вздохнула. Ньюмор отвернулся от окна. Она исподлобья бросила взгляд на его плутоватые глаза, на губы, готовые, как ей показалось, растянуться в улыбке. Небрежным жестом Ньюмор взлохматил волосы, и без того торчащие в разные стороны.

      – Тоже мне заступница выискалась, – протянул он. – А мне, может, не надо, чтобы за меня заступались.

      – А что тебе надо, Ньюм? – тихонько спросила Линда.

      – Мне нужно, Рыжик, чтобы ты всегда говорила правду. Разве я могу дружить с девчонкой, которая врет?

      Линда шагнула к нему, отвернулась, пряча заблестевшие глаза. За слова о дружбе она могла простить ему все на свете… Но чем же он недоволен? Ведь она всю вину взяла на себя.

      Ньюм заглянул ей в глаза и процедил:

      – Трусиха.

      – Нет! – вздрогнула она от оскорбления.

      – А почему не сказала маме правду?

      – Что я должна была сказать ей?

      – Что я толкнул тебя.

      – Я думала, ты не нарочно…

      – Ах, ты думала,