У каждого свое зло. Фридрих Незнанский

у только и остается, что дремать с утра до вечера, – а тут она. Алла живо представила, как сейчас старик, кляня визитера, с трудом поворачивается на правый бок, как, скрипя всеми ревматическими суставами, спускает ноги с постели, со своей роскошной екатерининской кровати под балдахином (сдуреть можно, какая кровать у старого маразматика!), и сует их в растоптанные тапочки, – одинокий старик, он и есть одинокий старик, хоть и живет среди антикварной роскоши, как в музее. И комнатка-то небольшая, а картин в ней! Особенно поражала ее воображение одна – она почему-то казалась ей самой дорогой – огромная, под стать кровати, в тяжеленной золотой раме. Какие-то солдаты, наполеоновские, что ли, вышли строем из-за бугра, за которым видна какая-то не наша речушка, черепичная деревня, мельница, коровы на далеком лугу. Солдаты в синих с красным мундирах, у всех белые кожаные перевязи через грудь, большие ружья со штыками, стоят плотно, плечом к плечу, а сбоку – генерал в эполетах, рука со стиснутой в ней белой перчаткой сейчас пойдет вверх. Все в ожидании врага, может быть, даже нашего Кутузова. Сейчас генерал отдаст команду – и вперед, в атаку! Другие картины у старика поменьше, есть просто рисуночки – карандашиком, перышком, она такие рядом с солдатами и вешать бы не стала. Хотя, странное дело, одну из этих маленьких картинок она даже как будто видела где-то: какой-то молодой человек с усиками, из дворян, наверное, в горской папахе и бурке… Но главное в этой квартирке у старика – книги. Как можно жить среди такого количества книг? От них здесь воздух сухой, пахнущий бумажной пылью… Мог бы, между прочим, половину продать, а на эти деньги приличной мебелью обзавестись. А то кровать под балдахином, с резными столбиками, а рядом, в смежной комнатушке – полки из чуть тронутых морилкой досок, только в середке между ними один путный со стеклянными дверцами шкаф. Да какой – красного дерева, старинный, как кровать. Вот там, в этом шкафу, книги – это да! Тут даже она понимает: в кожаных переплетах, с золотыми обрезами, с застежками, некоторые – сама видела – с шелковыми закладными лентами, свисающими через край…

      Услышав наконец за дверью какие-то звуки, она прильнула ухом к ее окрашенной казенной коричневой краской холодной поверхности. «Ни в коем случае не вставайте, Антон Григорьевич!» – неожиданно расслышала она молодой женский голос. – Я сама! И тут же заскребло по металлу, звякнула упавшая цепочка – дверь открывали.

      «Это не как ее… не Мария Олеговна, – подумала Алла, машинально поправляя под плащом ворот белого медицинского халата, – это кто-то еще объявился. Видать, кто-то сегодня подменяет…»

      На пороге стояла стройная блондинка лет тридцати, и по каким-то неуловимым признакам Алла сразу догадалась, что это – дочка той самой Марии Олеговны, серьезной чистенькой бабки с поджатыми губами. Только та совсем простая, а эта, видать, штучка с фокусом. Мало того, что у нее была ухоженная кожа, а на голове очень недурственная укладочка, на ней еще было великолепное платье от Жана Бенатти («Не слабо, – подумала хорошо разбирающаяся в этой чепухе Алла. – Напялить среди бела дня такую дорогущую шмотку, и для чего – чтобы горшки за старичком выносить!») да плюс ко всему от нее исходил тонкий аромат диоровских духов… Интересно, где эта жучка вкалывает, что может себе такое позволить? По вечерам на Тверской? Да вроде нет, не похоже… Нет, не похоже, уже уверенно подумала Алла, встретившись с блондинкой глазами. И подумала также, что, пожалуй, ошиблась, дав ей тридцатник – по глазам дамочке как минимум лет на пять побольше…

      – Вы медсестра, к Антону Григорьевичу, да? – спросила тем временем «жучка». – Вас, кажется, Алла зовут? Раздевайтесь. – Она показала на вешалку и, дождавшись, когда Алла повесит свой плащ, добавила, пропуская ее в комнату больного: – Проходите, пожалуйста.

      – Кто там, Мариша? – слабо спросил больной, не открывая глаз – видно, и впрямь еще не проснулся. – Это не Ярик пришел? Ярик грозился сегодня приехать, я с ним разговаривал утром…

      «Ярик – это дедов племянник Ярослав, – догадалась Алла. Раскрывая сумочку, где у нее лежало все необходимое, она еще раз исподволь бросила взгляд на блондинку. – Бухгалтерша, что ли, какая-нибудь? – подумала она мимолетно. – А может, эта… журналистка – ишь, расфуфырилась-то…»

      Та, видно, почувствовала ее взгляд, спросила, с видимым сожалением отрываясь от своего блокнота:

      – Вам что-нибудь нужно? Может, помочь чем-нибудь?

      – Ой, да что вы! – Алла была сама вежливость, хотя про себя подумала: «Только твоей помощи мне и не хватало!» И еще подумала: «Это небось бабка велела ей проследить за мной, не иначе!»

      И тут же убедилась, что ошиблась, потому что блондинка Марина вдруг решительно встала со своего диванчика и сказала, не отрывая глаз от бумажек:

      – Если я вам не нужна – я лучше пойду на кухню, не буду мешать. А вы, если что – сразу зовите. Хорошо?

      – Хорошо, хорошо, – заверила ее Алла, решительно подходя к роскошному лежбищу Антона Григорьевича уже со шприцем в руках.

      – Ну, здравствуйте, здравствуйте, Аллочка! – радостно сказал старик, приподнимаясь ей навстречу на локтях; весь сон разом слетел с него – Алла видела, что он действительно рад ей.

      – Мне даже