История одиночества. Джон Бойн

Не я ли себя опозорил, когда был унижен женщиной, даже имени которой никогда не узнаю, и бросил хорошего человека умирать в одиночестве?

      Когда после римской эпопеи я вернулся в Ирландию, можно было возобновить наше общение живьем, и мы сговорились о нынешней встрече, которую я ждал с большим нетерпением. В Теренурском колледже я уже отработал пару месяцев и вроде как там прижился. С ребятами я ладил, и после моей крайне неудачной пробы себя в роли тренера по регби они весьма деликатно посоветовали: «Отче, может, вам заняться тем, что вы умеете?» В спортивном костюме я побрел в библиотеку к тем ребятам, кому хватило духу признаться в своем равнодушии к спорту, и там почувствовал себя в своей тарелке. Место тренера занял преподававший счетоводство отец Майлз Донлан, и это, как выяснилось, было страшной ошибкой, за которую по сию пору расплачиваются колледж и невинные ребята.

      О своей римской должности я не распространялся, однако слух все же просочился, и коллеги начали задавать вопросы, но я помалкивал, дабы не разжигать их страсть к пересудам. Однажды прямо посреди урока Гарри Маллиган, толковый парень, который уложил весь зрительный зал своим озорным исполнением роли Основы в рождественском спектакле «Сон в летнюю ночь», поднял руку:

      – Отче, правда ли, что в ночь, когда умер папа, вы были рядом с ним?

      Я так растерялся, что собственный ответ заставил меня улыбнуться, невзирая на серьезность вопроса:

      – Чей папа?

      – Вы священник? – спросил меня голосок, и я взглянул на своего соседа справа – хорошо одетого маленького мальчика, выглядевшего очень усталым.

      – Да, – сказал я. – А ты?

      Мальчик помотал головой, а я посмотрел на женщину и девочку, сидевших напротив; все понятно: мать и близняшки. Все трое друг на друга похожи.

      – Помолчи, Эзра, – велела женщина.

      – Ничего-ничего, – сказал я. – Наверное, его заинтересовало вот это. – Я постучал указательным пальцем по своему пасторскому воротничку, нынче казавшемуся туговатым; воротничок издал звук, словно кто-то легонько стукнул в деревянную дверь.

      – Ему все интересно. – На столик, разделявший нас, женщина положила лицом вниз раскрытую книгу.

      – Он еще маленький, – сказал я. – Сколько ему, семь?

      – Нам обоим семь, – быстро ответила девочка.

      – Неужели?

      – Наши дни рождения двадцать пятого декабря.

      – Надо же, как вы подгадали, – улыбнулся я. – Получаете парные подарки?

      Не поняв моего вопроса, девочка нахмурилась, потом озадаченно посмотрела на мать.

      – Вы читали, не будем вам мешать, – сказала женщина.

      – Вы тоже читали. – Я взял ее книгу, глянул название, потом оторвал уголок газеты и использовал его как закладку. Женщина открыла рот, словно собираясь что-то сказать, и я уразумел всю бестактность своего поведения. Кто я такой, чтобы учить ее манерам? – Извините, – смутился я, но она отмахнулась – право, пустяки, и тут Эзра зевнул во весь рот. –