Человек. Книга. История. Московская печать XVII века. И. В. Поздеева

Никаких взаимоотношений, никакой связи с современной жизнью, с политическими событиями или политическими идеями… содержание печатных книг до Петра I не имело»[5]. По мнению ученого, почти 90 % изданий Печатного двора фактически обслуживали литургическую функцию Церкви и представляли относительное значение только для узкого круга православного священства. Такая оценка раннего московского книгопечатания, высказанная известным ученым и им убедительно для своего времени аргументированная, фактически на много лет определила ситуацию, при которой даже общие курсы истории культуры не учитывали раннее русское книгопечатание как существенное (тем более важное) явление.

      Ситуация в науке резко изменилась в конце 1960 – 1970-х гг., когда появились работы, посвященные и печатной книге как явлению культуры, и самому Печатному двору. К сожалению, и в это время еще не было преодолено влияние прежней концепции (например, появляется теория о том, что Московский печатный двор использовался для получения прибыли от реализации вышедших изданий), хотя, как будет показано ниже, до середины 30-х гг. XVII в. книги продавались «почем в деле стали»[6]. Продолжали сохраняться и представления, когда-то вошедшие в науку, о непопулярности печатных изданий в сравнении с рукописными, о нераскупаемости многих отпечатанных книг, о систематической выдаче сотрудникам Печатного двора жалованья книгами, о том, что печатная книга оседала только в Москве и Подмосковье.

      Однако изменение духовного климата и общих концепций духовного развития России в 1960-х годах привело к принципиальному пересмотру роли Государева московского печатного двора в истории русской культуры. Работы Е.Л.Немировского[7], С.П.Луппова[8], А.И.Рогова[9], А.С. Демина[10]и многих других радикально изменили представления о раннем книгопечатании и в науке, и в общественном сознании. Однако мало было, исходя из вполне справедливых, но общих представлений, объявить господствующую концепцию неправильной. Необходимо было детально аргументировать, доказать и осознать реальное ведущее значение московских изданий в жизни русского средневекового общества. Эта теоретическая задача имела и самое широкое практическое значение, так как речь шла о доказательствах необходимости тщательного сохранения, изучения, описания не только спасенных временем рукописей, но и сохранившихся экземпляров старопечатных изданий, к которым во многих государственных хранилищах относились (да и до сих пор[11] еще относятся!) достаточно небрежно.

      Что касается истории самой типографии, то для ее исследования имелась уникальная репрезентативная и фактически всесторонняя источниковая база. Речь идет о давно известном архиве Приказа книг печатного дела (или Приказа книгопечатного дела), знаменитом фонде РГАДА № 1182[12]. До конца 1970-х гг. фонд хотя и многократно использовался, но никогда не исследовался как единый комплексный источник.

      Эта

5

Киселев Н.П. О московском книгопечатании XVII в. // Книга: Исследования и материалы. М., 1960. С. 123–126.

6

Луппов С.П. Книга в России в XVII в. Л., 1970. С. 58–60.

7

НемировскийЕ.Л. Полиграфическая техника России XVII столетия // Полиграфическое производство. 1963. № 11. С. 27–30.

8

Луппов С.П. Книга в России…

9

Рогов А.И. Книгопечатание // Очерки русской культуры XVII в. Ч. 2. М., 1979. С. 155–169.

10

Демин А. С. Первое издание Пролога и культурные потребности русского общества 1630-40-х гг. // Литературный сборник XVII века «Пролог». М., 1978. С. 54–75.

11

Речь шла о 90-х годах XX в.

12

ЦГАДА СССР. Путеводитель. М., 1991. Т. 1. С. 64–65; Долгова С.Р. Архив старой русской книги // Московские кирилловские издания в собраниях РГАДА: Каталог. Вып. 1. М., 1996. С. 7–28.