Большие бульвары. Тони Бэар

ут Дория отдала себе приказ перестать: эта мания замечать тысячи бесполезных деталей становилась утомительной. Дойдя до бульвара Монмартр, она заметила, что в ресторане «Бродвей-бульвар», находящемся на первом этаже дома 19-бис, появился греческий уголок с подрумянивающимся на шампуре кебабом, от одного вида которого у нее слюнки потекли. Дория набрала код и, толкнув створку тяжелой, немного облупившейся решетки ворот, выкрашенной в синий цвет, вошла в подворотню.

      Козырек над входной дверью, роскошный осколок прошедшей эпохи, был украшен куполом в виде полумесяца, с тонкой работы коваными перемычками, белыми, словно меренга. Дверь медленно закрылась, заглушив шум бульвара. Этот шестиэтажный особняк классического стиля словно сошел со страниц Хаусмана: просторный квадратный двор, украшенный деревцами в горшках, два подъезда, «А» и «В», с квартирами, расположенными друг напротив друга. Из окна квартиры, в которую направлялась Дория, доносился голос Фрэнка Синатры, на него накладывался глухой ритм хип-хопа, который включили где-то неподалеку.

      Дория повернула направо, к подъезду «А», и набрала цифровой код. С недавних пор доступ к квартирам преграждала застекленная дверь. Собственник особняка, Генеральный банк, переделал роскошный подъезд в стиле рококо в некое кубическое пространство, облицованное с пола до потолка светлым мрамором. Это должно было символизировать высокий статус и респектабельность финансового учреждения. Дория еще помнила очаровательный блочный лифт с деревянной кабиной, скрипучей зарешеченной дверью и потертой бархатной банкеткой, на которой ей в детстве так нравилось сидеть. Этот лифт заменили стальной камерой, открывающейся и закрывающейся с ревом самолетного двигателя.

      Доехав до пятого этажа, Дория сделала глубокий вдох и позвонила в дверь. Сцена, которую она пережила всего час назад, заметно подорвала ее силы.

      В квартире Фрэнк Синатра заливался о том, «как ты выглядишь сегодня», и слышались хрипловатые от многолетнего злоупотребления виски и сигаретами мужские голоса. Не получив ответа, Дория снова нажала на кнопку звонка. Дверь открыл ее племянник – высокий, худой, в одних джинсах, с почти докуренной сигаретой в зубах. Рассеянный взгляд из-под длинных черных ресниц, каштановая шевелюра в художественном беспорядке. Она предпочла не задумываться, что так здорово удерживает волосы в положении «дыбом» – то ли отсутствие элементарной гигиены, то ли ультрамощный гель для укладки волос.

      – Дория?

      – Да, Симон, это я. Папа дома?

      Парень сделал шаг в сторону, чтобы пропустить ее. Круглый стол в столовой был покрыт зеленым сукном, на котором красовались рассыпанные стопки фишек, дымящаяся пепельница и карты. За столом углубились в покерную партию четыре субъекта. В пылу игры они сняли пиджаки и остались в одних рубашках. Дория, обладавшая обостренным театральным чутьем, поняла, что эта сцена ничего хорошего не предвещает – отец вряд ли уделит ей внимание, ведь партия в карты для него святее, чем Судный день. Дория тихонько вздохнула, отказываясь от трагической сцены, которую уже приготовилась сыграть (броситься в слезах в отцовские объятия, горько сетуя на предательскую натуру мужчин). Ей, как ни парадоксально, еще больше захотелось плакать.

      – Фредерик мне изменил, – тихо сказала Дория, опустив глаза. – Можно я сегодня переночую у тебя?

      Расставшись с сигарой, Макс Даан поднялся с места, чтобы обнять дочь. Конечно, теперь окружность его живота не уступала обхвату плеч, но он был все таким же высоким, и в его надежных объятиях Дория, уткнувшись носом ему в шею, позволила себе истерику, которая зрела с начала вечера. Его верные друзья встали с мест и заботливо обступили их, отпуская более или менее уместные комментарии, типа: «Да, теперешние женщины не умеют удержать мужчину».

      – Как ты об этом узнала? – спросил Макс, не выказывая особого удивления.

      Дория шмыгнула носом:

      – Я возвращалась с работы после тяжелого дня, прошла мимо нашего с ним любимого ресторана и увидела его! Он обнимал на диване какую-то длинную блондинку и целовался с ней взасос. Я подошла прямо к их столику. Он начал мямлить всякую чушь: дескать, это не то, что ты думаешь, я просто проверял, насколько ее зубы сочетаются с языком…

      Макс повернулся к своим соратникам и уточнил:

      – Он фотограф.

      Как будто это все объясняло. Друзья с серьезным видом кивнули.

      – Я выплеснула вино из бокалов им в лицо, – продолжила свой рассказ Дория. – Перевернула тарелки, сорвала со стола скатерть… И ушла прочь, не разбирая дороги, не зная, куда податься, где укрыться от этой лжи и предательства…

      – Короче, в итоге ты пришла к папе. – Макс снова нежно обнял дочь.

      – В наш покерный вечер, – коварно вставил друг отца Жеже Жакобби.

      Дория оглядела их, одного за другим – седеющие волосы, морщинистые физиономии… О боже, они даже карт из рук не выпустили, держа их рубашкой вверх. Отцовские друзья, которых она знала с детства, симпатичные, но прискорбно инфантильные и безнадежно пристрастившиеся к картам.

      – Вы прямо наркоманы какие-то! Пусть весь мир рушится, вас